Page 32 - Война и мир 1 том
P. 32

улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила
               шарф  и  прическу.  Глядя  на  свое  красивое  лицо,  она  стала,  повидимому,  еще  холоднее  и
               спокойнее.


                     В гостиной продолжался разговор.
                     – Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу,
               что du train, que nous allons, [   не всё розы. – при нашем образе жизни,]    нашего состояния
               нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем?
               Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я
               часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву,
               в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну,
               как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
                     – Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как
               тяжело  остаться  вдовой  без  подпоры  и  с  сыном,  которого  любишь  до  обожания.  Всему
               научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели
               мне нужно видеть кого-нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [   княгиня
               такая-то]  желает видеть такого-то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть
               четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни
               думали.
                     – Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? –  спросила графиня. – Ведь вот  твой  уже
               офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
                     – Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, –
               говорила  княгиня  Анна  Михайловна  с  восторгом,  совершенно  забыв  всё  унижение,  через
               которое она прошла для достижения своей цели.
                     – Что  он  постарел,  князь  Василий? –  спросила  графиня. –  Я  его  не  видала  с  наших
               театров  у  Румянцевых.  И  думаю,  забыл  про  меня.  Il  me  faisait  la  cour,  [    Он  за  мной
               волочился,]    – вспомнила графиня с улыбкой.
                     – Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne
               lui  ont  pas  touriene  la  tete  du  tout.  [    Высокое  положение  не  вскружило  ему  головы
               нисколько.]    «Я  жалею,  что  слишком  мало  могу  вам  сделать,  милая  княгиня, –  он  мне
               говорит, –  приказывайте».  Нет,  он  славный  человек  и  родной  прекрасный.  Но  ты  знаешь,
               Nathalieie,  мою  любовь  к  сыну.  Я  не  знаю,  чего  я  не  сделала  бы  для  его  счастья.  А
               обстоятельства  мои  до  того  дурны, –  продолжала  Анна  Михайловна  с  грустью  и  понижая
               голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс
               съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [
               буквально]   нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула
               платок  и  заплакала. –  Мне  нужно  пятьсот  рублей,  а  у  меня  одна  двадцатипятирублевая
               бумажка.  Я  в  таком  положении…  Одна  моя  надежда  теперь  на  графа  Кирилла
               Владимировича  Безухова.  Ежели  он  не  захочет  поддержать  своего  крестника, –  ведь  он
               крестил Борю, – и назначить ему что-нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут:
               мне не на что будет обмундировать его.
                     Графиня прослезилась и молча соображала что-то.
                     – Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл
               Владимирович  Безухой  живет  один…  это  огромное  состояние…  и  для  чего  живет?  Ему
               жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
                     – Он, верно, оставит что-нибудь Борису, – сказала графиня.
                     – Бог знает, chere amie! [   милый друг!]   Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я
               всё-таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают,
               что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. –
               Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
                     И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна
   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36   37