Page 31 - Война и мир 1 том

осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему
другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у
вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам,
или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего
оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в
свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично
сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле
Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей
сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и
счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно,
не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя
комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во-время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так
что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо,
никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в
комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, –
всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила
Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа
разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего
не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу
жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в
том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа
оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не
поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у
тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [ мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся
очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать
неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей,
расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из-за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие,