Page 37 - Война и мир 1 том

Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в
первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он
своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва
занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы
он не сказал чего-нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо,
ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем,
кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души
желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что
этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и
позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что-нибудь от
богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь,
ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней
мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его
родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку
снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем
Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он,
успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не
оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете
обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого
положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что
вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так
давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень
понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад,
что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне
предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше.
Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не
звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать
выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать
обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в
глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая
невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом
молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он
почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе
непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в