Page 162 - Война и мир 2 том

– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела
Наташа под словом его: его — Николая или его — Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может
уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу,
спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как
она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что-то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя,
и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла
в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала
на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.

XIII

Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом
решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и
Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что
он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой
брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю
свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за
мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая
сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты.
Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего
намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и
очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех
столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за
расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой
невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то,
что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем
Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими
непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после
этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая,
графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с
опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют.
Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании
была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо
жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не
любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и
грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и
пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться
на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же
женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он