Page 194 - Война и мир 2 том

хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала
Наташа сдержанно-раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из
комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье,
который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье,
что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который
уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею
виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в
эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком
в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и
Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня
заметила, что Наташа говорила с ним что-то, желая не быть услышанной, и всё время обеда
была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая
с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом,
тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с
ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на
меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я
обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты
думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни
про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем
размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было
лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь
ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того
что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне
дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением
взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то