Page 51 - Война и мир 2 том
P. 51
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических
новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах,
пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a
l'esprit profond, [ человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же
награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense,
mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [ Извините, табакерка с
портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [ Были примеры –
Шварценберг.]
– C'est impossible, [ Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [ Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять
обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее
во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и
Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей
высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из
каких-то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость
видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему
эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного
объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало
говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием
улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous
veniez… Venez. [ Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали…
Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини
Безуховой.
VIII
Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались
проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты,
и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно
перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом
изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по
ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую
слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего
сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим
государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он
постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма
исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам
доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца
математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем
Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь
Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна