Page 154 - Война и мир 3 том

II

Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население
отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское
войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего
движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличе-
нию быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голод-
ной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий
солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стреми-
тельности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления
против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит
столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно
после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столк-
нувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необхо-
димо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар
нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и
там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Фран-
цузы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализы-
вает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без
всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как
опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное
сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26-го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское
сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой,
чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого-нибудь обманывать, но потому, что
он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях
неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозмож-
ным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые,
не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых,
не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той
стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов
расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой
день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать
это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не
отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий
переход, и наконец 1-го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу
поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за
Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются пол-
ководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает
соображения о том, как и как бы он распорядился в таком-то и таком-то сражении, представ-
ляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так-то и так-то, почему он не
занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил