Page 10 - Война и мир 4 том
P. 10
который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых,
теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не
было никого, кто бы сколько-нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонте-
ром-гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе
мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал,
что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был
как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на ита-
льянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах
духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que
jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил
в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянив-
шее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дво-
рах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере
губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и
хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них
внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о
том, как бы женить и остепенить этого молодца-повесу гусара. В числе этих последних была
сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его
«Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в
которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже
всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей
манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже непри-
личным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он
чувствовал потребность удивить их всех чем-нибудь необыкновенным, чем-нибудь таким, что
они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и мило-
видную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением раз-
веселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой
дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не
говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж,
однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но
добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался
веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены ста-
новилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как
будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она
уменьшалась в муже.
V
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко
наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах
духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми
кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?