Page 13 - Война и мир 4 том

шийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для кото-
рого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой
собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с
появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и,
переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обсто-
ятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все-таки можно свести молодых людей,
дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье
заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, –
княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не
существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна
Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она
решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре,
неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал
для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие-то виды на нее
и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она
говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они
не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы
оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья
придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались
ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она
при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею
и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф
Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза
осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная,
как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предо-
ставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обра-
тился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоин-
ства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую,
нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные
звуки. M-lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну
Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с
человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И
главное – этот такт и грация!» – думала m-lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m-
lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это
милое, любимое лицо, какая-то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее
воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось.
Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного
фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и
бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи.
В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, высту-
пила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру,