Page 6 - Война и мир 4 том

III

Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с
официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знав-
ший по-русски, но quoique étranger, Busse de cœur et d'âme, [впрочем, хотя иностранец, но рус-
ский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова.
Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по-русски, чувство-
вал себя все-таки растроганным, когда он явился перед notre très gracieux souverain [нашим все-
милостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes
éclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г-на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого
вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет
государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные,
полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou.
[Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livré mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю
столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно
то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор –
потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est-il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres à l'heure qu'il est. Je l'ai laissée toute en flammes, [Да, ваше
величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – реши-
тельно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь
тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгно-
венно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая
самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands
sacrifices de nous… Je suis prêt à me soumettre à toutes ses volontés; mais dites moi, Michaud,
comment avez-vous laissé l'armée, en voyant ainsi, sans coup férir abandonner mon ancienne capitale?
N'avez-vous pas aperçu du découragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что
провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне,
Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили
ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего très gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой
существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить
ответа.
– Sire, me permettrez-vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позво-
лите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы
выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir
absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непре-
менно хочу знать всю истину.]