Page 103 - Война и мир 4 том

– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее
голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непри-
вычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил
сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вгля-
дывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не
обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о
прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как-
нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она
могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действитель-
ности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она
не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение,
не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала
графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, обло-
котив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на
кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты
похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.

III

Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не
могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели
Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не
переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успоко-
ивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни.
Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней
женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни –
старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу
к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физи-
ческая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошед-
шейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпираю-
щею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери
показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и просну-
лась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще
более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за боль-
ным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате
матери, надорвали ее физические силы.