Page 106 - Война и мир 4 том

ших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше
того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать
проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и
наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, упо-
требленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы
сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ францу-
зов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда-
то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский
расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не
приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались,
кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах
отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans
reproche» [ «рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров
с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему
приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавале-
ристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, под-
гоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной
колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная
колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую-то палку,
которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим
довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого-нибудь героя,
маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого
печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они
делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он
с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетво-
рении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было
покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии
Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с
Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л. Н. Толстого.)] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и исто-
рия признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым при-
дворным стариком; русские – чем-то неопределенным – какой-то куклой, полезной только по
своему русскому имени…

V

В 12-м и 13-м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И
в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый
придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Бере-
зиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года
Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов
Красненских сражений. (Примеч. Л. Н. Толстого.)]