Page 145 - Война и мир 4 том

Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его
комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожи-
дала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холод-
ности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут
пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно
и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини.
«Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! –
сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета
княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она
такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени
ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее
почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало
графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съез-
дить. Все-таки ты увидишь кого-нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе
скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и
всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие-то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что-нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать
визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда
у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на
другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного
ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к
Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гор-
дость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда
добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние,
мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась
не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопре-
деленном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она
должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон
не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что-то. Это что-то ей
надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.