Page 111 - Двенадцать стульев

пошел к кухонному крану. Но там тоже ничего не удалось выдоить.

Эрнест Павлович зашлепал в комнаты и остановился перед зеркалом. Пена щипала глаза,
спина чесалась, мыльные хлопья падали на паркет. Прислушавшись, не идет ли в ванной
вода, Эрнест Павлович решил позвать дворника.
«Пусть хоть он воды принесет, — решил инженер, протирая глаза и медленно закипая, — а
то черт знает что такое».
Он выглянул в окно. На самом дне дворовой шахты играли дети.
— Дворник! — закричал Эрнест Павлович. — Дворник! Никто не отозвался.

Тогда Эрнест Павлович вспомнил, что дворник живет в парадном, под лестницей. Он
вступил на холодные плитки и, придерживая дверь рукой, свесился вниз. На площадке
была только одна квартира, и Эрнест Павлович не боялся, что его могут увидеть в
странном наряде из мыльных хлопьев.

— Дворник! — крикнул он вниз. Слово грянуло и с шумом покатилось по ступенькам.
— Гу-гу! — ответила лестница.

— Дворник! Дворник!
— Гум-гум! Гум-гум!

Тут нетерпеливо перебиравший босыми ногами инженер поскользнулся и, чтобы сохранить
равновесие, выпустил из руки дверь. Дверь прищелкнула медным язычком американского

замка и затворилась. Стена задрожала. Эрнест Павлович, не поняв еще непоправимости
случившегося, потянул дверную ручку. Дверь не подалась.

Инженер ошеломленно подергал ее еще несколько раз и прислушался с бьющимся сердцем.
Была сумеречная церковная тишина. Сквозь разноцветные стекла высоченного окна еле
пробивался свет. «Положение», — подумал Эрнест Павлович.
— Вот сволочь! — сказал он двери. Внизу, как петарды, стали ухать и взрываться
человеческие голоса. Потом, как громкоговоритель, залаяла комнатная собачка.

По лестнице толкали вверх детскую колясочку. Эрнест Павлович трусливо заходил по
площадке.

— С ума можно сойти!
Ему показалось, что все это слишком дико, чтобы могло случиться на самом деле. Он снова
подошел к двери и прислушался. Он услышал какие-то новые звуки. Сначала ему
показалось, что в квартире кто-то ходит.
«Может быть, кто-нибудь пришел с черного хода?» — подумал он, хотя знал, что дверь
черного хода закрыта и в квартиру никто не может войти.
Однообразный шум продолжался. Инженер задержал дыхание. Тогда он разобрал, что шум
этот производит плещущая вода. Она, очевидно, бежала изо всех кранов квартиры. Эрнест
Павлович чуть не заревел.
Положение было ужасное. В Москве, в центре города, на площадке девятого этажа стоял
взрослый усатый человек с высшим образованием, абсолютно голый и покрытый
шевелящейся еще мыльной пеной. Идти ему было некуда. Он скорее согласился бы сесть в
тюрьму, чем показаться в таком виде. Оставалось одно — пропадать. Пена лопалась и жгла
спину. На руках и на лице она уже застыла, стала похожа на паршу и стягивала кожу, как
бритвенный камень.

Так прошло полчаса. Инженер терся об известковые стены, стонал и несколько раз
безуспешно пытался выломать дверь. Он стал грязным и страшным.