Page 155 - Двенадцать стульев
P. 155

Приветственные крики потрясли город. Хозе-Рауль Капабланка-и-Граупера поморщился По
                мановению руки одноглазого к аэроплану была подана мраморная лестница. Доктор
                Григорьев сбежал по ней, приветственно размахивая новой шляпой и комментируя на ходу
                возможную ошибку Капабланки в предстоящем его матче с Алехиным.
                Вдруг на горизонте была усмотрена черная точка. Она быстро приближалась и росла,
                превратившись в большой изумрудный парашют. Как большая редька, висел на
                парашютном кольце человек с чемоданчиком.
                —  Это он! — закричал одноглазый. — Ура! Ура! Ура! Я узнаю великого философа-
                шахматиста, доктора Ласкера. Только он один во всем мире носит такие зеленые носочки.
                Хозе-Рауль Капабланка-и-Граупера снова поморщился.

                Ласкеру проворно подставили мраморную лестницу, и бодрый экс-чемпион, сдувая с
                левого рукава пылинку, севшую на него во время полета над Силезией, упал в объятия
                одноглазого. Одноглазый взял Ласкера за талию, подвел его к чемпиону и сказал:

                —  Помиритесь! Прошу вас от имени широких васюкинских масс! Помиритесь! Хозе-Рауль
                шумно вздохнул и, потрясая руку старого ветерана, сказал:
                —  Я всегда преклонялся перед вашей идеей перевода слона в испанской партии с Ь5 на
                с4.

                —  Ура! — воскликнул одноглазый. — Просто и убедительно, в стиле чемпиона! И вся
                невообразимая толпа подхватила:

                —  Ура! Виват! Банзай! Просто и убедительно, в стиле чемпиона!!!
                Экспрессы подкатывали к двенадцати васюкинским вокзалам, высаживая все новые и
                новые толпы шахматных любителей.
                Уже небо запылало от светящихся реклам, когда по улицам города провели белую лошадь.
                Это была единственная лошадь, уцелевшая после механизации васюкинского транспорта.
                Особым постановлением она была переименована в коня, хотя и считалась всю жизнь
                кобылой. Почитатели шахмат приветствовали ее, размахивая пальмовыми ветвями и
                шахматными досками.
                —  Не беспокойтесь, — сказал Остап, — мой проект гарантирует вашему городу
                неслыханный расцвет производительных сил. Подумайте, что будет, когда турнир
                окончится и когда уедут все гости. Жители Москвы, стесненные жилищным кризисом,
                бросятся в ваш великолепный город. Столица автоматически переходит в Васюки. Сюда
                приезжает правительство. Васюки переименовываются в Нью-Москву, Москва — в Старые
                Васюки. Ленинградцы и харьковчане скрежещут зубами, но ничего не могут поделать.
                Нью-Москва становится элегантнейшим центром Европы, а скоро и всего мира.
                —  Всего мира!!! — застонали оглушенные васюкинцы.

                —  Да! А впоследствии и вселенной. Шахматная мысль, превратившая уездный город в
                столицу земного шара, превратится в прикладную науку и изобретет способы
                междупланетного сообщения. Из Васюков полетят сигналы на Марс, Юпитер и Нептун.
                Сообщение с Венерой сделается таким же легким, как переезд из Рыбинска в Ярославль. А
                там, как знать, может быть, лет через восемь в Васюках состоится первый в истории
                мироздания междупланетный шахматный конгресс!

                Остап вытер свой благородный лоб. Ему хотелось есть до такой степени, что он охотно съел
                бы зажаренного шахматного коня.

                —  Да-а, — выдавил из себя одноглазый, обводя пыльное помещение сумасшедшим взором.
                — Но как же практически провести мероприятие в жизнь, подвести, так сказать, базу?

                Присутствующие напряженно смотрели на гроссмейстера.
                —  Повторяю, что практически дело зависит только от вашей самодеятельности. Всю
                организацию, повторяю, я беру на себя. Материальных затрат никаких, если не считать
                расходов на телеграммы. Одноглазый подталкивал своих соратников.
                —  Ну! — спрашивал он. — Что вы скажете?
   150   151   152   153   154   155   156   157   158   159   160