Page 165 - Двенадцать стульев

— Как вам понравится этот альфонсизм? Три месяца живет на мой счет. Три месяца я
кормлю его, пою к воспитываю, и этот альфонс становится теперь в третью позицию и
заявляет, что он... Ну! Довольно, товарищ! Одно из двух: или вы сейчас же отправитесь к

«Цветнику» и приносите к вечеру десять рублей, или я вас автоматически исключаю из

числа пайщиков-концессионеров. Считаю до пяти. Да или нет? Раз...

— Да, — пробормотал предводитель.

— В таком случае повторите заклинание.
— Мосье, же не манж па сие жур. Гебен зи мир битте этвас копек ауф дем штюк брод.
Подайте чтонибудь бывшему депутату Государственной думы.
— Еще раз. Жалостнее!
Ипполит Матвеевич повторил.

— Ну, хорошо. У вас талант к нищенству заложен с детства. Идите. Свидание у источника
в полночь. Это, имейте в виду, не для романтики, а просто — вечером больше подают.

— А вы, — спросил Ипполит Матвеевич, — куда пойдете?
— Обо мне не беспокойтесь. Я действую, как всегда, в самом трудном месте.

Друзья разошлись.
Остап сбегал в писчебумажную лавчонку, купил там на последний гривенник
квитанционную книжку и около часу сидел на каменной тумбе, перенумеровывая
квитанции и расписываясь на каждой из них.

— Прежде всего система, — бормотал он, — каждая общественная копейка должна быть
учтена.
Великий комбинатор двинулся стрелковым шагом по горной дороге, ведущей вокруг
Машука к месту дуэли Лермонтова с Мартыновым, мимо санаториев и домов отдыха.
Обгоняемый автобусами и пароконными экипажами, Остап вышел к Провалу.

Небольшая высеченная в скале галерея вела в конусообразный провал. Галерея кончалась
балкончиком, стоя на котором можно было увидеть на дне Провала лужицу малахитовой
зловонной жидкости. Этот Провал считается достопримечательностью Пятигорска, и
поэтому за день его посещает немалое число экскурсий и туристов- одиночек.
Остап сразу же выяснил, что Провал для человека, лишенного предрассудков, может
явиться доходной статьей:
«Удивительное дело, — размышлял Остап, — как город не догадался до сих пор брать
гривенники за вход в Провал. Это, кажется, единственное место, куда пятигорцы пускают
туристов без денег. Я уничтожу это позорное пятно на репутации города, я исправлю
досадное упущение».

И Остап поступил так, как подсказывал ему разум, здоровый инстинкт и создавшаяся
ситуация.

Он остановился у входа в Провал и, трепля в руках квитанционную книжку, время от
времени вскрикивал:
— Приобретайте билеты, граждане! Десять копеек! Дети и красноармейцы бесплатно!
Студентам — пять копеек! Не членам профсоюза — тридцать копеек! Остап бил наверняка.
Пятигорцы в Провал не ходили, а с советского туриста содрать десять копеек за вход
«куда-то» не представляло ни малейшего труда. Часам к пяти набралось уже рублей шесть.
Помогли не члены союза, которых в Пятигорске было множество. Все доверчиво отдавали
свои гривенники, и один румяный турист, завидя Остапа, сказал жене торжествующе: