Page 23 - Двенадцать стульев

Кологрива навестить свою покойную бабушку.
Говоря так, он нежно обнял очумевшего дворника и выставил его за дверь прежде, чем тот
понял, что случилось, а когда опомнился, то мог сообразить лишь то, что из Парижа
приехал барин, что его, Тихона, выставили из дворницкой и что в левой руке его зажат
бумажный рубль.

Тщательно заперев за дворником дверь, Бендер обернулся к все еще стоявшему среди
комнаты Воробьянинову и сказал:
— Спокойно, все в порядке. Моя фамилия Бендер! Может, слыхали?

— Не слышал, — нервно ответил Ипполит Матвеевич.
— Ну, да откуда же в Париже может быть известно имя Остапа Бендера? Тепло теперь в
Париже? Хороший город. У меня там двоюродная сестра замужем, Недавно прислала мне
шелковый платок в заказном письме.

— Что за чепуха! — воскликнул Ипполит Матвеевич. — Какие платки? Я приехал не из
Парижа, а из.

— Чудно, чудно! Из Моршанска.
Ипполит Матвеевич никогда еще не имел дела с таким темпераментным молодым
человеком, как Бендер, и почувствовал себя плохо.
— Ну, знаете, я пойду, — сказал он.
— Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет.

Ипполит Матвеевич не нашелся, что ответить, расстегнул пальто с осыпавшимся
бархатным воротником и сел на лавку, недружелюбно глядя на Бендера.

— Я вас не понимаю, — сказал он упавшим голосом.
— Это не страшно. Сейчас поймете. Одну минуточку.

Остап надел на голые ноги апельсинные штиблеты, прошелся по комнате и начал:
— Вы через какую границу? Польскую? Финляндскую? Румынскую? Должно быть, дорогое
удовольствие. Один мой знакомый переходил недавно границу, он живет в Славуте, с
нашей стороны, а родители его жены — с той стороны. По семейному делу поссорился он с
женой, а она из обидчивой фамилии. Плюнула ему в рожу и удрала через границу к
родителям. Этот знакомый посидел дня три один и видит — дело плохо: обеда нет, в
комнате грязно, и решил помириться. Вышел ночью и пошел через границу к тестю. Тут
его пограничники и взяли, пришили дело, посадили на шесть месяцев, а потом исключили
из профсоюза. Теперь, говорят, жена прибежала назад, дура, а муж в допре сидит. Она ему
передачу носит... А вы тоже через польскую границу переходили?

— Честное слово, — вымолвил Ипполит Матвеевич, чувствуя неожиданную зависимость от
разговорчивого молодого человека, ставшего на его дороге к брильянтам, — честное слово,
я подданный РСФСР. В конце концов я могу показать паспорт.

— При современном развитии печатного дела на Западе напечатать советский паспорт
— это такой пустяк, что об этом смешно говорить. Один мой знакомый доходил до того,
что печатал даже доллары. А вы знаете, как трудно подделать американские доллары? Там
бумага с такими, знаете, разноцветными волосками. Нужно большое знание техники. Он
удачно сплавлял их на московской черной бирже; потом оказалось, что его дедушка,
известный валютчик, покупал их в Киеве и совершенно разорился, потому что доллары
были все-таки фальшивые. Так что вы со своим паспортом тоже можете прогадать.
Ипполит Матвеевич, рассерженный тем, что вместо энергичных поисков брильянтов он
сидит в вонючей дворницкой и слушает трескотню молодого нахала о темных делах его
знакомых, все же никак не решался уйти. Он чувствовал сильную робость при мысли о
том, что неизвестный молодой человек разболтает по всему городу, что приехал бывший
предводитель. Тогда — всему конец, а может быть, еще посадят.
— Вы все-таки никому не говорите, что меня видели, — просительно сказал Ипполит
Матвеевич, — могут и впрямь подумать, что я эмигрант.