Page 11 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 11

2
                В начале зимы на узловых станциях южнорусских дорог сталкивались два человеческих
                потока. С севера в донские, кубанские, терские, богатые хлебом места бежали от
                апокалипсического ужаса общественные деятели, переодетые военные, коммерсанты,
                полицейские, помещики из пылающих усадеб, аферисты, актеры, писатели, чиновники,
                подростки, почуявшие времена Фенимора Купера, словом – еще недавно шумное и
                пестрое население обеих столиц.

                Навстречу с юга двигалась сплошной массой закавказская миллионная армия с
                оружием, пушками, снарядами, вагонами соли, сахара, мануфактуры. В скрещениях
                получалась теснота, где работали белогвардейские шпионы. Казаки-станичники
                выезжали к поездам скупать оружие, богатые мужики меняли хлеб и сало на
                мануфактуру. Шныряли бандиты и мелкое жулье. Пойманных пришибали тут же на
                путях.

                Красногвардейские заслоны были мало действительны, их прорывали, как паутину. Здесь
                были степи, воля. Здесь еще в седую старину ходили, заломив шапки. Все было
                непрочно, текуче, неясно. Сегодня перекрикивали иногородние, малоземельные и
                выбирали совдеп, а назавтра станичные казаки разгоняли шашками коммунистов и
                слали гонца, – с грамотой в шапке, – в Новочеркасск к атаману Каледину. Чихали здесь
                на питерскую власть.
                Но с конца ноября питерская власть начала уже разговаривать серьезно. Создавались
                первые революционные отряды, – это были передвигающиеся в растерзанных вагонах
                эшелоны матросов, рабочих, бездомных фронтовиков. Они плохо подчинялись
                командованию, бушевали, дрались свирепо, но при малейшей неудаче откатывались и на
                грандиозных митингах после боя грозились разорвать командиров.
                По тогда уже задуманному плану Дон и Кубань окружались по трем основным
                направлениям: с северо-запада двигался Саблин, отрезая Дон от Украины, полукольцом
                к Ростову и Новочеркасску подходил Сиверс, из Новороссийска надавливали отряды
                черноморских матросов. Изнутри готовилось восстание в заводских и угольных районах.

                В январе красные отряды приблизились к Таганрогу, Ростову и Новочеркасску. В
                донских станицах рознь между казаками и иногородними не достигла еще того
                напряжения, когда нужно браться за оружие. Дон еще лежал недвижим. Реденькие
                войска атамана Каледина под давлением красных без боя уходили с фронта.

                Красные нависали смертельной угрозой. В Таганроге восстали рабочие и выбили из
                города добровольческий полк Кутепова. Красный отряд урядника Подтелкова разбил и
                уничтожил под Новочеркасском последний атаманский заслон.

                Тогда атаман Каледин обратился к Дону с последним, безнадежным призывом – послать
                казаков-добровольцев в единственное стойкое военное образование – в Добровольческую
                армию, формируемую в Ростове генералами Корниловым, Алексеевым и Деникиным…
                Но на призыв атамана никто не отозвался.

                Двадцать девятого января Каледин созвал в новочеркасском дворце атаманское
                правительство. В белом зале за полукруглым столом сели четырнадцать окружных
                старшин Войска Донского, знаменитые генералы и представители «московского центра
                по борьбе с анархией и большевизмом». Большого роста, хмурый, с висячими усами
                атаман сказал с мрачным спокойствием:

                – Господа, должен заявить вам, что положение наше безнадежно. Силы большевиков с
                каждым днем увеличиваются. Корнилов отзывает все свои части с нашего фронта.
                Решение его непреклонно. На мой призыв о защите Донской области нашлось всего сто
                сорок семь штыков. Население Дона и Кубани не только не поддерживает нас – оно нам
                враждебно. Почему это? Как назвать этот позорный ужас? Шкурничество погубило нас.
                Нет больше чувства долга, нет чести. Предлагаю вам, господа, сложить с себя
                полномочия и передать власть в другие руки. – Он сел и затем прибавил, ни на кого не
                глядя: – Господа, говорите короче, время не ждет…

                Помощник атамана, «донской соловей» Митрофан Богаевский, крикнул ему злобно:
   6   7   8   9   10   11   12   13   14   15   16