Page 120 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

Даша заробела. Остановилась. Все поглядели на нее, кроме Дальского. Архидьякон
сказал:

– Чисто русская красота.
– Девушка, идите к нам, – бархатно проговорил премьер.

Жиров зашептал:
– Садитесь же, садитесь.

Даша села к столу. У нее стали целовать руки, с подходами и торжественными
поклонами, как у Марии Стюарт, после чего пение продолжалось. Жиров подкладывал
икорки, закусочек, заставил выпить чего-то сладкого, обжигающего. Было душно,
дымно. После тягучего напитка Даша сбросила мех, положила голые руки на стол. Ее
волновали эти мрачные аккорды, древние слова пения. Она не отрываясь глядела на
Мамонта. Только что, по дороге, Жиров рассказывал о нем. Он продолжал стоять в
стороне у ширмы и был не то взбешен, не то пьян до потери сознания.

– Так что же, господа, – сказал он басом, наполнившим комнату. – Никто не хочет?
– Никто, никто не хочет с тобой играть, и так нам весело, и отстань, успокойся, –
скороговоркой, тенорком проговорил тот, у кого было сплющенное лицо. – Ну-ка,
Яшенька, подмахни глас седьмый.
Яша у рояля, совсем закинув голову, зажмурясь, положил пальцы на клавиши. Мамонт
сказал:
– Не на деньги… Плевал я на ваши деньги…

– Все равно не хотим, не подыгрывайся, Мамонт.
– Я хочу играть на выстрел…

После этого с минуту все молчали. Герой с обострившимся носом провел ладонью по лбу
и волосам, поднялся, стал застегивать жилетку.

– Я играю на выстрел.
Комик молча схватил его, навалился восемью пудами, усадил на место.

– Я ставлю мою жизнь, – закричал герой, – у подлеца Мамонта крапленые карты…
Наплевать, пусть мечет. Пустите меня…

Но он уж обессилел. Резонер с расширяющимся книзу лицом сказал мягко:
– Ну вот, и вина нет ни капли. Мамонт, это же свинство, голубчик…

Тогда Мамонт Дальский бросил на телефонный столик колоду карт и большой
автоматический пистолет. Чеканно-крупное лицо его побледнело от бешенства.
– Отсюда никто не уйдет, – произнес он по буквам. – Мы будем играть, как я хочу… Эти
карты не крапленые.
Он сильно потянул воздух широкими ноздрями, нижняя губа его выпятилась. Все
поняли, что настала опасная минута. Он оглянул лица сидящих за столом. Яша у рояля
одним пальцем заиграл «чижика». Вдруг черные брови у Мамонта поднялись, в
непроглядных глазах мелькнуло изумление. Он увидал Дашу. У нее поспешно стало
холодеть сердце под этим взглядом. Не шатаясь, он подошел к ней, взял кончики ее
пальцев и поднес к запекшимся губам, но не поцеловал, только коснулся.

– Говорите – нет вина… Вино будет…
Он позвонил, продолжая глядеть на Дашу. Вошел татарин-лакей. Развел руками: ни
одной бутылки, все выпито, погреб заперт, управляющий ушел. Тогда Мамонт сказал:
– Ступай. – И пошел, как под взглядом тысячи зрителей, к телефону.