Page 118 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

При лунном свете четверо боевиков, спрятавших безбородые щеки в поднятые воротники
и глаза – под козырьки кепок, осмотрели ордер. Лицо Жирова, как неживое, застыло,
растянутое улыбкой. Один из четверых спросил грубо:
– А для кого же?

– Вот, для товарища, – Жиров схватил Дашину руку, – она артистка из Петрограда…
Необходимо одеть… Вступает в нашу группу…
– Ладно. Заходи…

Даша и Жиров вошли в тускло освещенный вестибюль с пулеметом на лестнице…
Появился комендант – низенький, с надутыми щеками студент в форменной куртке и
феске. Он долго вертел и читал ордер, ворчливо спросил Дашу:
– Что из вещей нужно?

Ответил Жиров:
– Мамонт приказал – с ног до головы, самое лучшее.

– То есть как – приказал Мамонт… Пора бы знать, товарищ: здесь не приказывают…
Здесь не лавочка… (У коменданта в это время зачесалось на ляжке, он ужасно
сморщился, почесал.) Ладно, идемте.
Он вынул ключ и пошел впереди в бывшую гардеробную, где сейчас находились
кладовые Дома анархии.

– Дарья Дмитриевна, выбирайте, не стесняйтесь, это все принадлежит народу…

Жиров широким размахом указал на вешалки, где рядами висели собольи, горностаевые,
чернобурые палантины, шиншилловые, обезьяньи, котиковые шубки. Они лежали на
столах и просто кучками на полу. В раскрытых чемоданах навалены платье, белье,
коробки с обувью. Казалось, сюда были вывезены целые склады роскоши. Комендант,
равнодушный к этому изобилию, только зевал, присев на ящик.

– Дарья Дмитриевна, берите все, что понравится, я захвачу; пройдем наверх, там
переоденетесь.
Что ни говори о Дашиных сложных переживаниях, – прежде всего она была женщиной. У
нее порозовели щеки. Неделю тому назад, когда она увядала, как ландыш, у окна и
казалось, что жизнь кончена и ждать нечего, – ее не прельстили бы, пожалуй, никакие
сокровища. Теперь все вокруг раздвинулось, – то, что она считала в себе оконченным и
неподвижным, пришло в движение. Наступило то удивительное состояние, когда
желания, проснувшиеся надежды устремляются в тревожный туман завтрашнего дня, а
настоящее – все в развалинах, как покинутый дом.
Она не узнавала своего голоса, изумлялась своим ответам, поступкам, спокойствию, с
каким принимала закрутившуюся вокруг фантастику. Каким-то до сих пор дремавшим
инстинктом самосохранения почувствовала, что сейчас нужно, распустив паруса, лететь
с выброшенным за борт грузом.

Она протянула руку к седому собольему палантину:
– Пожалуйста, вот этот.

Жиров взглянул на коменданта, тот тряхнул щеками. Жиров снял палантин, перекинул
через плечо. Даша наклонилась над раскрытым кофром, – на секунду стало противно это
чужое, – запустила по локоть руку под стопочку белья.

– Дарья Дмитриевна, а туфельки? Берите уж и башмаки для дождя. Вечерние туалеты – в
том гардеробе. Товарищ комендант, дай ключик… Для артистки, понимаешь, туалет –
орудие производства.
– Наплевать, берите чего хотите, – сказал комендант.

Даша и за ней Жиров с вещами поднялись во второй этаж, в небольшую комнату, где