Page 130 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

Когда рассеялись пыль и дым, Вадим Петрович Рощин, отброшенный взрывом, увидел на
земле сивую лошаденку, лягающую воздух, и около – раскинутое маленькое бездыханное
тело. Рощин, приподнимаясь, закричал:
– Санитары! Убит генерал Марков!

Заняв Торговую, Добровольческая армия повернула на север, на Великокняжескую, с
двойной целью: чтобы помочь атаману Краснову очистить Сальский округ от
большевиков и чтобы прочнее обеспечить свой тыл со стороны Царицына.
Великокняжескую взяли без больших потерь, но и успеха не удалось развить, так как в
ночном бою конный отряд Буденного опрокинул и растрепал казачьи части Эрдели и не
дал им переправиться через Маныч.
Под самой станцией едва не погиб первый добровольческий бронепоезд. С него заметили
бегущий паровоз под белым флагом и, полагая, что это парламентеры, приостановили
огонь. Но паровоз летел, не сбавляя хода, непрерывно свистя. Лишь в последнюю минуту
с бронепоезда догадались дать по нему несколько выстрелов в упор. Все же
столкновение произошло, одна платформа была разбита, и паровоз опрокинулся – он был
облит нефтью и обвешан бомбами. На несколько минут все поле битвы заинтересовалось
этим кадром из американского фильма.
Передав район донскому командованию, предоставив отрядам станичников самим
кончать с местными большевиками, Деникин снова повернул на юг, на овладение
важнейшим узлом – станцией Тихорецкой, соединявшей Дон с Кубанью, Черноморье с
Каспием. Он шел навстречу большим опасностям. На пути лежали два больших
иногородних села – Песчанокопское и Белая Глина – очаги большевизма. Их спешно
укрепляли. Армия Калнина лихорадочно окапывалась под Тихорецкой. Армия Сорокина
оправилась к этому времени от паники и начинала давить с запада.
Перегруппировывались разбитые на Маныче части красных, переходили с тыла в
наступление. Из многих станиц высылалось ополчение.

Деникин мог рассчитывать только на одно: несогласованность в действиях противника.
Но и это могло измениться каждую минуту. Поэтому он спешил. Местами ему
приходилось самому поднимать цепи, лежавшие в полном изнеможении. Пехоту везли на
телегах. Впереди армии двигался все тот же доморощенный бронепоезд.
Под Песчанокопским вместе с красноармейцами дралось все население. Такой ярости
добровольцы еще не видели. От утра и до ночи дрожала степь от канонады. Полки
Боровского и Дроздовского два раза были выбиваемы из села. И только увидев себя
окруженными со всех сторон, не зная сил и средств противника, красные покинули село
до последнего человека. Теперь все части, все отряды и толпы беженцев сходились в
Белую Глину.

Здесь в центре десятитысячного ополчения стояла Стальная дивизия Дмитрия Жлобы.
Все возрасты были призваны к оружию. Укреплялись подступы, впервые проявлялись
организованность и тактическое понимание. На митингах призывали – победить или
умереть.
Ничего не помогло. Противник был ученый – против храбрости, против отчаянности
выдвигал науку, учитывал каждую мелочь и двигался, как по шахматному полю, всегда
оказываясь неожиданно в тылу. Правда, начало наступления белых было неудачно.
Полковник Жебрак, ведший дроздовцев, напоролся в темноте на хутор – на передовые
цепи; встреченный в упор огнем, кинулся в атаку и упал замертво. Дроздовцы отхлынули
и залегли. Но уже к девяти часам утра с юга в Белую Глину ворвались Кутепов с
корниловцами, конный полк дроздовцев и броневик. Со стороны захваченной станции
подходил Боровский. Начался уличный бой. Красные почувствовали, что окружены, и
заметались. Броневик врезывался в их толпы. Запылали соломенные крыши. Коровы и
лошади носились среди огня, выстрелов, воплей…
Стальная дивизия Жлобы отступила по единственной еще свободной дороге. Там, у
железнодорожной будки, стоял на коне Деникин. Он сердито кричал, приставив ладони
ко рту, чтобы перерезали дорогу отступающим, – за остатками Стальной дивизии
уходили партизаны, все население. В угон бегущим скакала конница Эрдели. Не