Page 128 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 128

железные всадники смерти, – это танки… В источники вод падает звезда Полынь, – это
                пятиконечная звезда большевиков… И он говорит народу, как Христос, но только все
                шиворот-навыворот… Сегодня он и вас пытался соблазнить, но мы вас не отдадим… Я
                переведу вас на другую работу.

                Невыясненным остался третий вопрос. (Даша опять вернулась домой, легла на кровать,
                прикрыв локтем глаза.) Ей вдруг осточертело думать… «Да что мне, в самом деле, – сто
                лет? Дурна я, как смертный грех? Возьму и дам себе волю… Хочешь идти в „Метрополь“
                – иди… Для кого прятать все это, что не хочет быть спрятано, душить в груди крик
                счастья? Для кого с такой мукой сжимать колени? Для чьих ласк? Дура, дура, трусиха…
                Да разожмись, кинься… Все равно – к черту любовь, к черту себя…»

                Она уже знала, что пойдет в «Метрополь». И если раздумывала, то только оттого, что не
                настало еще время идти, – были сумерки – самый ядовитый час для раздумья. В доме
                медленно, по-башенному, часы пробили девять. Даша стремительно соскочила с
                постели… «Унизительно так волноваться, не хочу!..»

                Она поспешно разделась и в одной рубашке побежала в ванную, где были свалены дрова,
                сундуки, рухлядь. Стала под душ. Ледяной дождь упал на спину, Даша почти
                задохнулась. Мокрая, вернулась к себе, стащила с кровати простыню, вытерлась,
                постукивая зубами.
                И даже и в эту минуту не пришло решение: она глядела то на старое платьишко,
                сброшенное прямо на пол, то на вечернее, перекинутое через спинку кресла… И опять
                поняла, что это – трусость, только отсрочка. Тогда она стала одеваться. Зеркала не было,
                и слава богу! Накинула соболий палантин и, как воровка, вышла на улицу. Были уже
                глубокие сумерки. Она шла по бульварам. Мужчины с изумлением провожали ее
                глазами, вдогонку летели замечания, не слишком успокаивающие. Из-под дерева
                шатнулись двое в солдатских шинелях, окликнули: «Паразит, погоди, куда бежишь?»

                На Никитской площади Даша остановилась, – едва дышала, кололо сердце. Отчаянно
                звоня, проходил освещенный трамвай с прицепом. На ступеньках висели люди. Один,
                ухватившись правой рукой за медную штангу, а в другой держа плоский крокодиловый
                чемоданчик, пролетел мимо и обернул к Даше бритое сильное лицо. Это был Мамонт.
                Даша ахнула и побежала за трамваем. Он увидел ее, чемоданчик в его руке судорожно
                взлетел. Он оторвал от поручня другую руку, соскочил на всем ходу, пошатнулся
                навзничь, тщетно хватаясь за воздух, задрав одну огромную подошву, и сейчас же его
                туловище скрылось под трамвайным прицепом, чемоданчик упал к ногам Даши. Она
                видела, как поднялись судорогой его колени, послышался хруст костей, сапоги забили
                по булыжнику. Взвизгнули тормоза, с трамвая посыпались люди.

                Графитовый свет поплыл в глазах, мягкой, как пелена, показалась мостовая, – потеряв
                сознание, Даша упала руками и щекой на крокодиловый чемоданчик.
   123   124   125   126   127   128   129   130   131   132   133