Page 128 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

железные всадники смерти, – это танки… В источники вод падает звезда Полынь, – это
пятиконечная звезда большевиков… И он говорит народу, как Христос, но только все
шиворот-навыворот… Сегодня он и вас пытался соблазнить, но мы вас не отдадим… Я
переведу вас на другую работу.

Невыясненным остался третий вопрос. (Даша опять вернулась домой, легла на кровать,
прикрыв локтем глаза.) Ей вдруг осточертело думать… «Да что мне, в самом деле, – сто
лет? Дурна я, как смертный грех? Возьму и дам себе волю… Хочешь идти в „Метрополь“
– иди… Для кого прятать все это, что не хочет быть спрятано, душить в груди крик
счастья? Для кого с такой мукой сжимать колени? Для чьих ласк? Дура, дура, трусиха…
Да разожмись, кинься… Все равно – к черту любовь, к черту себя…»

Она уже знала, что пойдет в «Метрополь». И если раздумывала, то только оттого, что не
настало еще время идти, – были сумерки – самый ядовитый час для раздумья. В доме
медленно, по-башенному, часы пробили девять. Даша стремительно соскочила с
постели… «Унизительно так волноваться, не хочу!..»

Она поспешно разделась и в одной рубашке побежала в ванную, где были свалены дрова,
сундуки, рухлядь. Стала под душ. Ледяной дождь упал на спину, Даша почти
задохнулась. Мокрая, вернулась к себе, стащила с кровати простыню, вытерлась,
постукивая зубами.
И даже и в эту минуту не пришло решение: она глядела то на старое платьишко,
сброшенное прямо на пол, то на вечернее, перекинутое через спинку кресла… И опять
поняла, что это – трусость, только отсрочка. Тогда она стала одеваться. Зеркала не было,
и слава богу! Накинула соболий палантин и, как воровка, вышла на улицу. Были уже
глубокие сумерки. Она шла по бульварам. Мужчины с изумлением провожали ее
глазами, вдогонку летели замечания, не слишком успокаивающие. Из-под дерева
шатнулись двое в солдатских шинелях, окликнули: «Паразит, погоди, куда бежишь?»

На Никитской площади Даша остановилась, – едва дышала, кололо сердце. Отчаянно
звоня, проходил освещенный трамвай с прицепом. На ступеньках висели люди. Один,
ухватившись правой рукой за медную штангу, а в другой держа плоский крокодиловый
чемоданчик, пролетел мимо и обернул к Даше бритое сильное лицо. Это был Мамонт.
Даша ахнула и побежала за трамваем. Он увидел ее, чемоданчик в его руке судорожно
взлетел. Он оторвал от поручня другую руку, соскочил на всем ходу, пошатнулся
навзничь, тщетно хватаясь за воздух, задрав одну огромную подошву, и сейчас же его
туловище скрылось под трамвайным прицепом, чемоданчик упал к ногам Даши. Она
видела, как поднялись судорогой его колени, послышался хруст костей, сапоги забили
по булыжнику. Взвизгнули тормоза, с трамвая посыпались люди.

Графитовый свет поплыл в глазах, мягкой, как пелена, показалась мостовая, – потеряв
сознание, Даша упала руками и щекой на крокодиловый чемоданчик.