Page 132 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

Здесь уже не было того отчаянного сопротивления, как неделю тому назад. Падение
Белой Глины внесло смущение. Приостановилось наступление Сорокина. Жертвы –
тысячи павших в кровавом бою – оказались напрасными. Противник двигался, как
машина. Воображение в десять раз преувеличивало силы добровольцев. Рассказывали,
что со всей России тучами сходятся к Деникину офицеры, что «кадеты» не дают пощады
никому, что, как только они очистят край, вслед придут немцы. Калнин, командующий
тихорецкой группой, сидел, как парализованный, в своем поезде на станции Тихорецкой.
Когда он увидел, что полчища деникинцев подходят с четырех сторон, он пал духом и
приказал отступать.
В девятом часу утра битва затихла, красные войска отошли на укрепленное полукольцо.
Калнин заперся в купе и прилег вздремнуть, уверенный, что боя на сегодня больше не
будет. Добровольцы тем временем продолжали глубокий охват противника, двигаясь по
полям в густой пшенице. К полудню их крайние фланги сомкнулись и вышли с юга в тыл.
Корниловский полк бросился на станцию и без потерь захватил ее. Железнодорожники
попрятались. Калнин исчез, – в купе валялись его фуражка и сапоги. Рядом в купе был
найден его начальник штаба, генерального штаба полковник Зверев: он лежал на полу с
разнесенным черепом. На койке, ничком, закрыв голову шалью, еще дышала его жена с
простреленной грудью.

После этого добровольческим колоннам оставалось только сжать в тисках Красную
Армию, лишенную командования, отрезанную от базы и дорог. До вечера они громили ее
из пушек и пулеметов. Люди метались в полукольце, свинцовый ураган косил в лицо и в
спину. Обезумевшие люди поднимались из окопов, бросались в штыковые атаки и всюду
находили смерть. Под вечер Кутепов преградил единственный еще свободный путь на
север и огнем и холодным оружием уничтожал пробивающиеся к полотну группы
красных. В сумерки все перемешалось в густой пшенице – и красные, и белые.
Командиры, бегая, как перепела в хлебе, собирали офицеров и снова и снова бросали в
бой. В одном месте из окопов выкинули на штыках платки. Кутепов с офицерами
подскакал и был встречен залпом и матюгом последней ярости. Он умчался,
пригнувшись к лошадиной шее. Приказ главнокомандующего был – не расстреливать
пленных; но никто не приказывал их брать.
Наутро Деникин шагом объезжал поле боя. Куда только видел глаз – пшеница была
истоптана и повалена. В роскошной лазури плавали стервятники. Деникин поглядывал
на извивающиеся по полям – через древние курганы и балки – линии окопов, из них
торчали руки, ноги, мертвые головы, мешками валялись туловища. Он находился в
лирическом настроении и, полуобернувшись, чтобы к нему подскакал адъютант,
проговорил раздумчиво:

– Ведь это все русские люди. Ужасно. Нет полной радости, Василий Васильевич…
Победа была полной. Тридцатитысячная армия Калнина была разгромлена, перебита и
рассеяна. Только семь эшелонов красных успело проскочить в Екатеринодар. Армия
Сорокина отрезывалась. Разъединялись окончательно отдельные группы красных войск:
восточная, в районе Армавира, и приморская – Таманская армия. Деникинцам
доставалась огромная добыча: три бронированных поезда, броневые автомобили,
пятьдесят орудий, аэроплан, вагоны винтовок, пулеметов, снарядов, богатое
интендантское имущество.
Впечатление от победы было ошеломляющее. Атаман Краснов в новочеркасском соборе
служил молебны и говорил перед войсками речь не хуже своего друга – императора
Вильгельма. Хотя за три недели деникинцы потеряли четвертую часть армии, состав ее к
первым числам июля удвоился: шел непрерывный поток добровольцев из Украины,
Новороссии, Центральной России; впервые начали формироваться военнопленные
красноармейцы.
После двухдневного отдыха Деникин разделил армию на три колонны и повел широкое
наступление на три фронта: на запад – против Сорокина, на восток – против армавирской
группы и на юг – против остатков армии Калнина, прикрывавших Екатеринодар. Задача
была – очистить весь тыл перед штурмом Екатеринодара. Все было учтено и разработано
по законам высшей военной науки. Деникин не учел одного-единственного и
важнейшего обстоятельства: перед ним находилась не неприятельская армия, силы и
средства которой он мог бы оценить и взвесить, а вооруженный народ, непонятные ему
силы. Он не учел того, что одновременно с его победами в этой народной армии растут