Page 127 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

Раньше она знала, что хлеб можно купить или выменять – цена ему известна: пуд муки –
пара штанов без заплаток. Но оказалось, что этот хлеб революция гневно отталкивает от
себя. Хлеб этот нечистый. Лучше умереть, но этот хлеб не есть. Три тысячи голодных
людей отреклись сегодня от нечистого хлеба.

Отреклись во имя… (Но тут в Дашиной бедной голове снова все спуталось.) Во имя
униженных и угнетенных… Ведь так он сказал? Отдать все силы, все поставить на карту,
жизнь – за трудящихся и эксплуатируемых… Вот почему у них эта трагическая
суровость…
Куличек рассказывал, что со всех сторон света готовы протянуться руки помощи, руки с
хлебом… Только – уничтожить советский строй… Уничтожить – и будет хлеб… Во имя
чего? Во имя спасения России. Спасения от кого же? От самих себя… Но они не хотят
«так» спасаться – она сама видела… Бедная, бедная Дашина голова! Поздно ты,
Дашенька, занялась политикой… «Постой… – сказала она, – постой». Заложила руки за
спину и прошлась по комнате, глядя под ноги.

«Что может быть выше, чем отдать жизнь за униженных и угнетенных?.. А Куличек
говорит, что от большевиков погибает Россия, и все это говорят…» Даша закрыла глаза,
силясь представить Россию как нечто такое, что она должна любить больше самой себя.
Вспомнилась картина Серова: две лошади на косогоре, полотнище тучи на закате и
растрепанная соломенная крыша… «Нет, это у Серова…» И в закрытые глаза ей весело и
дико оскалился давешний зубастый парень. Даша опять прошлась… «Какая же такая
Россия? Почему ее рвут в разные стороны? Ну, я – дура, ну, я ничего не понимаю…Ах,
боже мой!» Даша стала щепоткой пальцев стучать себя в грудь. Но и это не помогло… «К
Ленину побежать спросить? Ах, черт, ведь я же в другом лагере…»

Все эти ужасные противоречия и смятение души привели к тому, что к шести часам
Даша нахлобучила на глаза шапчонку и пошла к памятнику Гоголя. Человек с
булавочкой сейчас же отделился от дерева:
– Опоздали на три минуты… Ну? Были? Слышали Ленина? Расскажите самую суть… Как
он приехал, кто его сопровождал, охрана была на трибуне?
Даша помолчала, собираясь с мыслями.

– Скажите, во имя чего его хотят убить?
– Ага! С чего вы взяли? Никто не собирается… Так, так, так… Значит – на вас
подействовало? Ну, еще бы… Вот поэтому-то он так и опасен.

– Но он говорит справедливые вещи.

Вытянув шею, с улыбочкой – тоненькой и влажной, под самые Дашины глаза, – он
спросил вкрадчиво:
– Так что же, не отказаться ли вам, а?

Даша отодвинулась. А у него шея вытягивалась, как резиновая, в самые Дашины зрачки
блеснули зайчики его пенсне. Она прошептала:

– Я ничего не знаю… Я ничего больше не понимаю… Я должна быть убеждена, я должна
быть убеждена…

– Ленин – агент германского генерального штаба, – просвистал человек с булавочкой.
Затем он потратил около получаса на то, чтобы растолковать Даше про адский план
немцев: они посылают нанятых за огромные деньги большевиков в пломбированном
вагоне, большевики разрушают армию, дурачат рабочих, уничтожают отечественную
промышленность и сельское хозяйство… Через какой-нибудь месяц немцы возьмут
Россию голыми руками. – Сейчас большевики раздувают гражданскую войну, кричат о
хлебной блокаде и вместе с тем расстреливают мешочников – наших спасителей… Они
сознательно организуют голод… Вы видели, как сегодня несколько тысяч дураков
смотрели в рот Ленину… Хочется кусать себе руки от боли… Он обманывает массы,
миллионы, весь народ… В одном плане, физическом, он – «великий провокатор»… В
другом… (он качнулся к Дашиному уху и шепнул одним дуновением) антихрист!
Помните предсказания? Сроки сбываются. Север идет войной на юг. Появляются