Page 153 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

– Даша?
– Да… Я – Телегин.

И он тоже побледнел, глядя в глаза доктору. Опомнившись, Дмитрий Степанович вместо
естественного приветствия зятю, которого видел в первый раз в жизни, театрально
взмахнул руками, издал неопределенный звук, точно выдавил хохоток:
– Вот как… Телегин… Ну, как же вы?

От неожиданности, должно быть, не пожал даже руки Ивану Ильичу. Кинул на нос
пенсне (не прежнее, в никелевой оправе, треснувшее, а солидное, золотое) и,
заторопившись, для чего-то стал выдвигать ящики стола, полные бумаг.

Телегин, ничего не понимая, с изумлением следил за его движениями. Минуту назад он
готов был рассказать про себя все, как родному, как отцу… Сейчас подумал: «Черт его
знает – может, он догадывается… Пожалуй, поставлю его в ужасное положение: как-
никак – министр…» Опустив голову, он сказал совсем уже тихо:

– Дмитрий Степанович, я больше полугода не видел Даши, письма не доходят… Не имею
понятия – что с ней.

– Жива, жива, благоденствует! – Доктор нагнулся почти под стол, к нижним ящикам.
– Я в Добровольческой армии… Сражаюсь с большевиками с марта месяца… Сейчас
командирован штабом на север с секретным поручением.

Дмитрий Степанович слушал с самым диким видом, и вдруг, при слове «секретное
поручение», усмешка пробежала под его усами.

– Так, так, а в каком полку изволите служить?
– В Солдатском. – Телегин чувствовал, как кровь заливает ему лицо.

– Ага… Значит, есть такой в Добровольческой армии… А надолго к нам пожаловали?
– Сегодня ночью еду.

– Превосходно. А куда именно? Простите – это военная тайна, не настаиваю… Иными
словами – по делам контрразведки?

Голос Дмитрия Степановича зазвучал так странно, что Телегин, несмотря на страшное
волнение, вздрогнул, насторожился. Но доктор в это время нашел то, что искал.

– Супруга ваша в добром здравии… Вот, почитайте, получил от нее на прошлой неделе…
Тут и вас касается. (Доктор бросил перед Телегиным несколько листков бумаги,
исписанных крупным Дашиным почерком. Эти неправильные, бесценные буквы так и
поплыли в глазах у Ивана Ильича.) Я, простите, на минутку отлучусь. Да вы
усаживайтесь удобнее.

Доктор быстро вышел, запер за собой дверь. Последнее, что слышал Иван Ильич, это
были его слова, ответ кому-то из домашних:

– …да так, один проситель…
Из столовой доктор прошел в темный коридорчик, где был телефон старинного
устройства. Стоя лицом к стене, завертев телефонную ручку, он потребовал вполголоса
номер контрразведки и вызвал к аппарату лично Семена Семеновича Говядина.

Дашино письмо было написано чернильным карандашом, буквы, чем дальше, тем
становились крупнее, строки все круче загибали вниз:

«Папа, я не знаю, что со мной будет… Все так смутно… Ты единственный человек, кому