Page 61 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

позади себя на койке, нашел пенсне и, надев его, стал глядеть на Телегина:
– Каким образом в расположении полка мог оказаться живой петух?

– Опять беженцы прибыли, я уже доложил комиссару. Двадцать подвод с бабами,
ребятами… Черт знает что такое, – сказал Телегин, помешивая в кружке с чаем.

– Откуда?
– Из станицы Привольной. Их большой обоз шел, да казаки по пути побили. Все
иногородние, беднота. У них в станице два казачьих офицера собрали отряд, ночью
налетели, разогнали совет, сколько-то там повесили.

– Словом, обыкновенная история, – проговорил Сапожков, отчетливо произнося каждую
букву. Кажется, он был сильно пьян и зазвал Телегина, чтобы отвести душу… У Ивана
Ильича от усталости гудело все тело, но сидеть на мягком и прихлебывать из кружки
было так приятно, что он не уходил, хотя мало чего могло выйти толкового из разговора
с Сергеем Сергеевичем. – Где у тебя, Телегин, жена?

– В Питере.
– Странный человек. В мирной обстановке вышел бы из тебя преблагополучнейший
мещанин. Добродетельная жена, двое добродетельных детей и граммофон… На кой черт
ты пошел в Красную Армию? Тебя же убьют…
– Я тебе уже объяснял…

– Ты что же, в партию, быть может, ловчишься?
– Нужно будет для дела, пойду и в партию.

– А меня, – Сапожков прищурился за мутными стеклами пенсне, – вари в трех котлах,
коммунистом не сделаешь…

– Вот уж, если кто странный, так это ты странный, Сергей Сергеевич…
– Ничего подобного. У меня мозги не диалектические… Дикая порода, – один глаз всегда
в лес смотрит. Гм! Так ты говоришь – я странный? (Он усмехнулся, видимо с
удовлетворением.) С октября месяца дерусь за советскую власть. Гм! А ты Кропоткина
читал?

– Нет, не читал…
– Оно и видно… Скучно, братишка… Буржуазный мир подл и скучен до адской изжоги…
А победим мы, – коммунистический мир будет тоже скучен и сер, добродетелен и
скучен… А Кропоткин хороший старик: поэзия, мечта, бесклассовое общество.
Воспитаннейший старик: «Дайте людям анархическую свободу, разрушьте узлы
мирового зла, то есть большие города, и бесклассовое человечество устроит сельский
рай на земле, ибо основной двигатель в человеке – это любовь к ближнему…» Хи-хи…

Сапожков, точно обижая кого-то, пронзительно засмеялся, пенсне запрыгало на
костлявом его носу. Смеясь, полез под койку, вытащил жестяной бидончик со спиртом,
налил в чашку, выпил и хрустко разгрыз кусочек сахару.
– Наша трагедия, милый друг, в том, что мы, русская интеллигенция, выросли в
безмятежном лоне крепостного права и революции испугались не то что до смерти, а
прямо – до мозговой рвоты… Нельзя же так пугать нежных людей! А? Посиживали в
тиши сельской беседки, думали под пенье птичек: «А хорошо бы, в самом деле, устроить
так, чтобы все люди были счастливы…» Вот откуда мы пошли… На Западе
интеллигенция – это мозговики, отбор буржуазии – выполняют железное задание:
двигать науку, промышленность, индустрию, напускать на белый свет утешительные
миражи идеализма… Там интеллигенция знает, зачем живет… А у нас, – ой, братишки!..
Кому служим? Какие наши задачи? С одной стороны, мы – плоть от плоти славянофилов,
духовные их наследники. А славянофильство, знаешь, что такое? – расейский помещичий
идеализм. С другой стороны, деньги нам платит отечественная буржуазия, на ее
иждивении живем… А при всем том служим исключительно народу… Вот так чудаки: