Page 90 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

С узелком в руке, опустив платочек до бровей, Катя шла по ровной степи. Парень с
вихром шагал по левую сторону от нее, поглядывая через плечо на молчаливую кучу
уныло бредущих пленных. Он тихо посвистывал сквозь зубы.

– Вы кто ж такая, откуда? – спросил он Катю. Она не ответила, отвернулась. Теперь у нее
не было ни страха, ни волнения, только безразличие, – все казалось ей как в полусне.
Парень опять спросил про то же.

– Значит, не желаете себя унижать, разговаривать с бандитом. Очень жаль, дамочка.
Только барскую спесь надо бы сбавить, – не те времена…

Обернувшись, вдруг он сорвал с плеча винтовку, зло крикнул какой-то неясной фигуре,
ковылявшей в стороне от пленных:

– Эй, сволочь, – отстаешь… Стрелять буду!
Фигура поспешно кинулась в толпу. Он удовлетворенно усмехнулся.

– А куда ему бежать, дураку?.. По видимости – оправиться хотел. Вот какие дела,
дамочка… Не желаете говорить, а молчать-то – страшнее… Не бойтесь, я не пьяный. Я
пьяный – молчалив… Нехорош… Познакомимся, – он подкинул два пальца к козырьку, –
Мишка Соломин. Дезертир Красной Армии… Скорее всего – бандит по своей природе,
надо понимать. Злодей. Тут вы не ошиблись…

– Куда мы идем? – спросила Катя.
– В село, в штаб полка. Проверят вас, опросят, кое-кого носом в землю, некоторых
отпустят. Вам, как молодой женщине, бояться нечего… Кроме того, я с вами.
– Вас-то, я вижу, и надо больше всех бояться, – сказала Катя, мельком покосившись на
своего спутника. Она не ждала, что эти слова так обожгут его. Он весь вытянулся,
вздохнул порывисто через ноздри, – длинное лицо его сморщилось, бледное от света
звезд. «Сука», – прошептал он. Шли молча. Мишка на ходу свернул собачью ногу,
закурил.
– Хоть и будете отпираться, я знаю, кто вы. Из офицерского сословия.

– Да, – сказала Катя.
– Муж, конечно, в белых бандах.

– Да… Мой муж убит…
– Не поручусь, что не моя пуля его хлопнула…

Он показал зубы. Катя быстро взглянула, споткнулась. Мишка поддержал ее под локоть.
Она освободила руку, покачала головой.

– Я же с Кавказского фронта… Здесь только четыре недели, все время с белобандитами
воевал. Из этой винтовки не одну пулю вогнал в голубые косточки…

Катя опять затрясла головой. Он некоторое время шел молча, потом засмеялся:
– Ну, и влипли же мы в переплет под станцией Уманьской. От нашего Варнавского полка
пух остался. Комиссара Соколовского убили, командир полка Сапожков ушел прямо с
горстью бойцов, все израненные… А я дернул через германский фронт к батьке. Здесь
веселей. Над душой никто не стоит, – народная армия. Партизане мы, дамочка, а не
бандиты. Командиров выбираем сами… Скидываем сами: взял наган и хлопнул… Один и
есть над нами, – батько… Вы думаете, поезд ограбили, так это все в шинках пропьем?
Ничего подобного. Все добро – в штаб. Оттуда – распределение. Одно – крестьянам, одно
– армии. Поезда – это наше интендантство. А мы, – народная армия, значит, сам народ, –
в состоянии войны с Германией. Вот как вопрос поставлен. Помещиков вырезаем.
Стражники, гетманские офицеры – лучше нам не попадайся, уничтожаем холодным
оружием. Мелкие отряды австрийцев и германцев оттесняем к Екатеринославу. Вот