Page 10 - Три товарища

возрастающим восторгом стал обхаживать Биндинга. Они распили еще одну бутылку
джина и через час перешли на «ты». Уж коли на Ленца находило хорошее настроение,
он делался таким неотразимым, что противостоять ему было нельзя. Тут он и сам не мог
бы устоять против себя. Теперь же он окончательно покорил Биндинга и уволок его в
беседку, где оба принялись распевать солдатские песни. Увлеченный пением, последний
романтик начисто забыл про девушку.
В зале трактира остались только мы трое. Почему-то вдруг наступила полная тишина.
Только раздавалось тиканье шварцвальдских ходиков с кукушкой. Хозяйка на водила
порядок и по-матерински поглядывала на нас. На полу около печки растянулась рыжая
охотничья собака. Иногда она взвизгивала во сне — тихо, высоко и жалобно. За окном
проносились легкие порывы ветра. Их заглушали обрывки солдатских песен, и мне
почудилось, будто этот небольшой зал вместе с нами поднимается куда-то вверх и парит
сквозь ночь и годы, мимо нескончаемых воспоминаний.

Я впал в какое-то удивительное состояние. Время словно исчезло. Оно перестало быть
потоком, вытекающим из мрака и вливающимся в него. Оно превратилось в озеро, в
котором беззвучно отражается жизнь. Я взял свою рюмку с искрящимся ромом. Подумал
о листке, который утром с грустью исписал в мастерской. Теперь грусть прошла, и
казалось — все безразлично, лишь бы быть живым. Я посмотрел на Кестера. Он говорил
с девушкой, но я не обращал внимания на его слова. Я ощущал нежный блеск первого
хмеля. Он горячил кровь и нравился мне потому, что любую неопределенность облекал в
иллюзию какого-то приключения. Где-то в беседке Ленц и Биндинг пели песню про
Аргоннский лес. А рядом со мной слышались слова незнакомой девушки. Она говорила
тихо и медленно своим низким, будоражащим и чуть хрипловатым голосом. Я допил
свою рюмку.
Ленц и Биндинг снова присоединились к нам. На свежем воздухе они слегка
протрезвели. Настало время собираться в обратный путь. Я подал девушке пальто. Она
стояла передо мною, расправив плечи и откинув назад голову, с полураскрытыми губами
и никому не адресованной улыбкой, обращенной куда-то вверх. И вдруг я на мгновенье
невольно опустил ее пальто. Где же все время были мои глаза? Спал я, что ли? Теперь я
понимал восхищение Ленца.
Полуповернувшись, она вопросительно посмотрела на меня. Я быстро приподнял ее
пальто и тут заметил Биндинга, который все еще стоял у стола, красный как рак и в
каком-то оцепенении.

— По-вашему, он сможет повести машину? — спросил я.
— Думаю, сможет…

Я продолжал смотреть на нее.
— Если он недостаточно уверен, то с вами может поехать кто-нибудь из нас.

Она достала пудреницу и открыла ее.
— Да уж как-нибудь доедем, — сказала она. — После выпивки он водит намного лучше.

— Лучше, но, вероятно, менее осторожно, — ответил я.
Она посмотрела на меня поверх своего маленького зеркальца.

— Что ж, будем надеяться, — сказал я.
Мои опасения были преувеличены, Биндинг довольно прилично держался на ногах. Но
мне не хотелось так просто отпустить ее.
— Нельзя ли мне завтра позвонить вам и узнать, как все получилось? — спросил я.

Она не сразу ответила.
— Ведь мы несем какую-то долю ответственности за эту пирушку, — продолжал я. —
Особенно я со своим днем рождения и ромом.