Page 17 - Три товарища

— Как же это вы сейчас не гуляете! Чудеса да и только!
У Джорджи я пробыл недолго. Через четверть часа вернулся к себе. Подумал, не выпить
ли чего. Но нет — не хотелось. Я подсел к окну и принялся глядеть на улицу. Над
кладбищем, словно крылья огромной летучей мыши, распластались сумерки. Небо за
домом профсоюзов было зеленым, как недозревшее яблоко. Уже зажглись фонари, но
окончательно еще не стемнело, и казалось, фонарям зябко. Я порылся среди книг и
нашел бумажку с номером телефона. В конце концов — почему бы не позвонить? Ведь
сам же наполовину обещал сделать это. Хотя, конечно, скорее всего девушки нет дома.
Я вышел в переднюю к аппарату, снял трубку и назвал номер. В ожидании ответа я
почувствовал, как из черной раковинки заструилось что-то мягкое, теплое, и меня
охватило какое-то смутное предощущение неведомо чего. Девушка оказалась дома. И
когда в передней фрау Залевски, где со стен на меня глядели кабаньи головы, где пахло
жиром, а из кухни доносилось звяканье посуды, будто из потустороннего мира
послышался ее низкий, тихий, чуть замедленный, грудной и хрипловатый голос, когда
мне почудилось, что она обдумывает и взвешивает каждое слово, мое раздражение и
недовольство как рукой сняло.
Я не ограничился расспросами о том, как она вчера доехала, но и договорился о встрече
послезавтра. Только после этого я повесил трубку, и внезапно меня осенило: не так уж
все глупо и бездарно. «С ума сойти!» — подумал я и покачал головой. Потом снова снял
трубку и позвонил Кестеру.

— Билеты еще у тебя, Отто?
— Да.

— Ну и прекрасно! Пойдем смотреть бокс.
После матча мы еще побродили по ночному городу. Освещенные улицы были пустынны.
Вспыхивали и гасли световые рекламы. В витринах бессмысленно горел свет. В одной из
них красовались голые восковые куклы с пестро разрисованными лицами. Выглядели
они как-то призрачно и развратно. В другой поблескивали ювелирные изделия. Потом
мы прошли мимо универсального магазина, озаренного белыми лучами прожекторов и
похожего на собор. За зеркальными стеклами пенились лоснящиеся шелка всех
оттенков. У входа в кино на тротуаре примостилось несколько бледных, явно
изголодавшихся горожан. И тут же рядом, за стеклом, пышно раскинулась пестрая
выкладка продовольственного магазина. Громоздились башни консервных банок, на
толстом слое ваты лежали сочные яблоки «кальвиль», на натянутой веревке, словно
белье, повисли развешенные в ряд жирные гуси, твердые копченые колбасы
перемежались круглыми поджаристыми караваями хлеба, розовато мерцали срезы
окороков, окруженных деликатесными печеночными паштетами.
Мы присели на скамью около сквера. Дул свежий ветерок. Над домами дуговой лампой
висела луна. Было уже далеко за полночь. Метрах в двадцати от нас рабочие поставили
на мостовой палатку. Они ремонтировали трамвайные пути. Шипели сварочные горелки.
Снопы искр пролетали над согнувшимися темными фигурами. Сварщики занимались
серьезным делом. Рядом с ними дымились котлы с асфальтом, похожие на полевые
кухни.

И Отто и я думали каждый о своем.
— А знаешь, Отто, как-то странно, когда вдруг воскресенье, верно? — сказал я.

Кестер кивнул.
— И даже вроде бы приятно, когда оно остается позади, — задумчиво проговорил я.

Кестер пожал плечами.
— Может быть, мы так привыкли без конца вкалывать, что даже от какой-то капельки
свободы нам и то становится не по себе.
Я поднял воротник.