Page 186 - Три товарища

Она нагнулась, и терьер бурно кинулся к ней.
— Как его зовут, Робби?

— Понятия не имею. Судя по прежнему владельцу. Коньяк, или Виски, или что-нибудь в
этом роде.

— Он принадлежит нам?
— Да, насколько одно живое существо может принадлежать другому.

Пат задыхалась от радости.
— Мы назовем его Билли, ладно, Робби? Когда мама была девочкой, у нее была собака
Билли. Мама мне часто о ней рассказывала.
— Значит, я хорошо сделал, что привел его? — спросил я.

— А он чистоплотен? — забеспокоилась фрау Залевски.
У него родословная как у князя, — ответил я. — А князья чистоплотны.

— Пока они маленькие… А сколько ему?..
— Восемь месяцев. Все равно что шестнадцать лет для человека.

— А по-моему, он не чистоплотен, — заявила фрау Залевски.
— Его просто надо вымыть, вот и все.

Пат встала и обняла фрау Залевски за плечи. Я обмер от удивления.
— Я давно уже мечтала о собаке, — сказала она. — Мы можем его оставить здесь,
правда? Ведь вы ничего не имеете против?
Матушка Залевски смутилась в первый раз с тех пор, как я ее знал.

— Ну что ж… пусть остается… — ответила она. — Да и карты были такие. Король
приносит в дом сюрприз.

— А в картах было, что мы уходим сегодня вечером? — спросил я.
Пат рассмеялась.

— Этого мы еще не уследи узнать, Робби. Пока мы только о тебе гадали.
Фрау Залевски поднялась и собрала карты.

— Можно им верить, можно и не верить. А можно верить, но наоборот, как покойный
Залевски… У него всегда над так называемым жидким элементом была пиковая
девятка… а ведь это дурное предзнаменование. И вот он решил, что должен остерегаться
воды. А все дело было в шнапсе и пильзенском пиве.
Когда хозяйка вышла, я крепко обнял Пат.

— Как чудесно приходить домой и заставать тебя. Каждый раз это для меня сюрприз.
Когда я поднимаюсь по последним ступенькам в открываю дверь, у меня всегда бьется
сердце: а вдруг это неправда?
Она посмотрела на меня улыбаясь. Она почти никогда не отвечала, когда я говорил что-
нибудь в таком роде. Впрочем, я и не рассчитывал на ответное признание. Мне бы это
было даже неприятно. Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что
любит его. Об этом пусть говорят ее сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее
всяких слов.
Я долго не отпускал ее, ощущая теплоту ее кожи и легкий аромат волос. Я не отпускал
ее, и не было на свете ничего, кроме нее, мрак отступил, она была здесь, она жила, она
дышала, и ничто не было потеряно.