Page 273 - Три товарища

— Бернгард, — тихо сказала женщина.
— Действительно здорово! И мне бы так когда-нибудь. Так тебя лелеют, так ухаживают
за тобой! — Он залился маслянистым хохотком. — Впрочем, ты достойна этого…
— Ах, Бернгард, — уныло произнесла женщина.

— А что, а что? — радостно гудело ядро. — Ведь лучше и не придумаешь! Ты здесь
просто как в раю! А ты знаешь, что творится там, внизу? Не знаешь! А мне завтра снова
надо погрузиться в эту кутерьму! Благодари Бога, что ты так далеко от всего этого! Я же
очень рад — воочию убедился, как тебе здесь хорошо.
— Да нехорошо мне, Бернгард, — сказала женщина.

— Что ты, милая, — бодро затараторил Бернгард, — хныкать не надо! Что же тогда
говорить нашему брату! Ни минуты передышки, везде сплошные банкротства… Не
говорю уже о налогах… Хотя работаем-то мы в общем с охоткой…
Женщина ничего не ответила.

— Экий бодрячок! — сказал я Антонио.
— Да еще какой! Я наблюдаю его с позавчерашнего дня. Любая попытка его жены что-то
сказать разбивается о его неизменное: «Да здесь же тебе просто чудесно!» Он, знаете
ли, ничего не хочет замечать — ни ее страха, ни ее болезни, ни ее одиночества. Видимо,
давным-давно живет в Берлине с каким-то себе подобным пушечным ядром женского
пола, а сюда приезжает раз в полгода и, потирая жирные ручки, наносит жене, так
сказать, протокольный визит. А сколько жизнелюбия в этом типе, помышляющем только
о том, что удобно ему! Лишь бы ни во что не вникать!.. Такое здесь часто можно увидеть.
— Эта женщина здесь давно?
— Да уже около двух лет.

Через холл с хохотом прошла стайка молодежи. Антонио засмеялся.

— Они с почты. Послали телеграмму Роту.
— А кто такой Рот?

— Человек, которому вскоре предстоит уехать отсюда. В телеграмме они ему сообщают,
что ввиду эпидемии гриппа в его родных краях отправляться туда не следует, а надо,
мол, побыть еще какое-то время здесь. Такие шутки тут в ходу. Ведь им-то самим
придется остаться, понимаете? Наверняка придется.
Я смотрел в окно на серый бархат померкших гор. Все это неправда, подумал я,
непохоже на действительность, так не может быть. Санаторий — не более чем сцена, на
которой люди слегка играют в смерть. Когда в самом деле умирают, это должно быть
страшно серьезно. Мне захотелось догнать этих молодых людей, похлопать их по плечу и
сказать: «Ведь здесь только салонная, мнимая смерть, не так ли? Вы просто веселые
актеры-любители, и вам нравится играть в умирание! Потом вы все воскреснете,
встанете и будете раскланиваться, разве нет? Кто же умирает из-за чуть повышенной
температуры или хриплого дыхания? Смерть не бывает без стрельбы, без ран. Уж это-то
я точно знаю…»

— Вы тоже больны? — спросил я Антонио.
— Естественно, — с улыбкой ответил он.

— Какой же тут замечательный кофе, — шумело по соседству пушечное ядро. —
Попробуй найди такой в Берлине. Ты живешь в стране с молочными реками и
кисельными берегами.

Кестер возвратился с метеостанции.

— Я должен ехать, Робби, — сказал он. — Барометр упал, ночью, вероятно, будут
снежные заносы, и завтра мне уже не пробиться. Сегодня вечером у меня последняя