Page 296 - Три товарища

— Тебе хочется?
— Да, дорогой.

Я снова включил приемник, и заиграла — сначала тихо, а потом все полнозвучнее —
скрипка, а затем и флейта. Им аккомпанировали цимбалы.

— Прекрасно! — сказала Пат. — Как ветер. Как ветер, который куда-то уносит тебя.
Это был вечерний концерт, передаваемый из ресторана в каком-то из парков Будапешта.
Сквозь рокот музыки порой слышались голоса посетителей. Внезапно раздавался чей-то
радостный и громкий возглас. И можно было себе представить, что на острове
Маргариты, прямо посреди Дуная, каштаны оделись в свежую листву, а от ветра,
поднятого скрипками, на далекой луне что-то замерцало и задвигалось. И, быть может,
там, в Будапеште, дул теплый ветерок, и люди сидели под открытым небом, и перед
ними стояли бокалы с желтоватым венгерским вином, и кельнеры в белых кителях
сновали туда и сюда, и цыгане играли, а потом, вконец устав, все пошли сквозь зеленый
весенний рассвет домой… А передо мною лежала улыбающаяся Пат, которой, я знал,
уже никогда не выйти из этой комнаты, никогда не встать с этой постели.
Потом все вдруг пошло очень быстро. Плоть любимого лица стала таять на глазах —
выступили скулы, виски слились со лбом. Тонкие руки сделались совсем детскими, из-
под кожи выперли ребра, жар снова и снова сотрясал иссохшее тело. Сестра приносила
кислородные подушки, а врач приходил каждый час.

Как-то вечером температура по внезапной причине резко снизилась. Пат очнулась и
долго смотрела на меня.

— Дай мне зеркало, — прошептала она.
— Зачем тебе зеркало? — сказал я. — Лучше отдохни, Пат. По-моему, ты начала
выздоравливать. Температуры уже почти нет.
— И все-таки, — прошептала она растрескавшимся, словно спаленным голосом, — все-
таки дай мне зеркало.
Я обошел вокруг ее кровати, взял зеркало и уронил его. Оно разбилось.
— Прости мне эту неловкость, — сказал я. — Выпало из руки — и сразу на тысячу
осколков. Ведь надо же…
— В моей сумочке есть другое. Достань его, Робби.

То было совсем маленькое зеркальце из хромированного никеля. Я провел по нему
рукой, чтобы оно хоть немного замутнилось, и дал его Пат. Старательно протерев
зеркальце до блеска, она долго и напряженно вглядывалась в него.
— Ты должен уехать, дорогой, — наконец прошептала она.

— Это зачем же? Разлюбила ты меня, что ли?
— Ты не должен больше смотреть на меня. Это уже не я.

Я взял у нее зеркальце.
— Эта металлическая ерунда ни черта не стоит. Ты только посмотри, как я в нем
выгляжу. Бледный, худой. А я, между прочим, еще загорелый и крепкий. Не зеркало —
стиральная дощечка.

— Пусть у тебя останется другое воспоминание обо мне, — прошептала она. — Уезжай,
дорогой. Я как-нибудь справлюсь сама.
Я ее успокоил. Она еще раз потребовала зеркальце и сумочку. Затем стала пудриться —
жалкое, истощенное лицо, потрескавшиеся губы, запавшие коричневые подглазья.
— Я только чуть-чуть, дорогой, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Только бы ты не
видел меня такой уродливой.