Page 292 - Три товарища

Она пристально посмотрела на меня.
— Когда долго лежишь в постели вот так, как я, то поневоле думаешь о том, о сем. И
многое, на что я раньше не обращала внимания, теперь кажется мне странным. И
знаешь, чего мне уже никак не понять? Того, что можно любить друг друга, как мы с
тобой, и все-таки один умирает.
— Замолчи, — сказал я. — Один всегда должен умереть первым, так устроена жизнь. Но
нам обоим еще очень далеко до этого.

— Право умереть дает только одиночество. Или взаимная ненависть. Но когда люди
любят друг друга…

Я заставил себя улыбнуться.

— Да, Пат, — сказал я и взял ее горячие руки в свои, — если бы мы вдвоем сотворили
мир, он выглядел бы лучше. Так или нет?
Она кивнула.

— Да, милый. Мы бы такого не допустили. Но только бы знать — а что же дальше? Ты
веришь, что потом все будет продолжаться?

— Верю, — сказал я. — Наша жизнь сделана настолько плохо, что на этом она кончиться
не может.

Пат улыбнулась.
— Что ж, в этом есть резон. Но вот посмотри сюда — разве это тоже плохо сделано?

Она показала на корзину чайных роз, стоявшую у ее кровати.
— В том-то все и дело, — ответил я. — Подробности великолепны, но целое лишено
всякого смысла. Словно оно было создано каким-то существом, которое при виде
чудесного многообразия жизни не додумалось ни до чего лучшего, как попросту
уничтожать эту жизнь.

— Но и обновлять тоже, — сказала Пат.
— В этом обновлении я тоже не вижу смысла, — возразил я. — От него жизнь лучше не
стала. По сей день.
— Нет, дорогой, — сказала Пат. — У нас с тобой все вполне удалось. Лучше и не
придумаешь. Жаль только, что длилось это так недолго. Слишком недолго.
Несколько дней спустя я почувствовал колотье в груди и начал кашлять. Как-то, проходя
по коридору, главный врач услышал мой кашель и заглянул ко мне.
— Пойдемте-ка со мной в кабинет.
— Да у меня все в порядке, — сказал я.

— Не о вас речь, — ответил он. — С таким кашлем вам нельзя сидеть у фрейлейн
Хольман. Немедленно идемте.

Войдя в его кабинет, я с каким-то странным чувством удовлетворения снял с себя
рубашку. Здесь, в Альпах, настоящее здоровье казалось мне какой-то почти
неправомерной привилегией: я чувствовал себя чем-то вроде афериста или дезертира.
Главный врач недоуменно посмотрел на меня и наморщил лоб.

— Похоже, что вы еще и рады этому, — сказал он.
Затем он тщательно выслушал меня. Я разглядывал различные блестящие инструменты
на стенах и, в зависимости от его требований, дышал то медленно и глубоко, то быстро и
коротко. При этом я снова ощущал покалывание и был очень доволен, что мои