Page 295 - Три товарища
P. 295
Потом было сообщение о борьбе с виноградной филлоксерой. Я продолжал крутить
ручку. Рекламные объявления. Квартет.
— А это что? — спросила Пат.
— Прага. Струнный квартет Бетховена, сочинение пятьдесят девятое, — прочитал я.
Дослушав до конца первой части, я довернул ручку, и вдруг появилась скрипка, да еще
какая чудесная.
— Это, вероятно, Будапешт, Пат. Цыганская музыка.
Полнозвучно и мягко мелодия словно вознеслась над плещущимся под ней ансамблем
цимбал, скрипок и пастушьих рожков.
— Великолепно, Пат, правда?
Она молчала. Я обернулся. Из ее широко раскрытых глаз текли слезы. Я мгновенно
выключил приемник.
— Что с тобой, Пат? — Я обнял ее исхудавшие плечи.
— Да ничего, Робби. Просто я глупая. Но когда вдруг слышишь: Париж, Рим, Будапешт…
Господи… а я была бы рада хоть разок еще спуститься в деревню.
— Но, Пат…
Я сказал ей все, что мог сказать, чтобы отвлечь ее от этой мысли. Но она недоверчиво
покачала головой.
— Я не горюю, дорогой. Ты так не думай. Я не горюю, когда плачу. Просто что-то
находит на меня. Но ненадолго. Ведь недаром же я без конца размышляю.
— О чем же ты размышляешь? — спросил я и поцеловал ее волосы.
— О единственном, о чем я еще могу размышлять, — о жизни и смерти. А когда начинаю
горевать и ничего больше не понимаю, то говорю себе, что лучше умереть, когда еще
хочешь жить, чем умереть, когда и впрямь хочешь смерти. А по-твоему как?
— Не знаю.
— Посуди сам. — Она прислонилась головой к моему плечу. — Когда еще хочется жить,
то это значит, что есть у тебя что-то любимое. Так, конечно, тяжелее, но вместе с тем и
легче. Ты пойми: умереть мне пришлось бы так или иначе, а теперь я благодарна судьбе
за то, что у меня был ты. Ведь могло случиться и так, что я была бы совсем одинока и
несчастна. Тогда я бы охотно умерла. Теперь же это мне тяжело, но зато я полна
любовью, как пчела медом, когда вечером она прилетает в свой улей. И будь у меня
возможность выбора, я бы выбрала только то, что есть сейчас.
Она посмотрела на меня.
— Пат, — сказал я, — есть еще третий вариант. Когда уляжется фен, все пойдет на лад, и
мы уедем отсюда.
Она продолжала пристально смотреть на меня.
— А за тебя, Робби, я просто боюсь. Тебе все намного труднее, чем мне.
— Больше мы об этом говорить не будем, — сказал я.
— Я сказала это только для того, чтобы ты не думал, будто мне грустно, — ответила она.
— А я и не думаю, что тебе грустно, — сказал я.
Она положила руку мне на плечо.
— Не послушать ли нам еще раз цыган?