Page 12 - Мы

12

– Вы остаетесь? – я взялся за ручку двери. Ручка была медная, и я слышал: такой же
медный у меня голос.
– Одну минутку… Можно?
Она подошла к телефону. Назвала какой-то нумер – я был настолько взволнован,
что не запомнил его, и крикнула:
– Я буду вас ждать в Древнем Доме. Да, да, одна…
Я повернул медную холодную ручку:
– Вы позволите мне взять аэро?
– О да, конечно! Пожалуйста…
Там, на солнце, у выхода, как растение, дремала старуха. Опять было удивительно,
что раскрылся ее заросший наглухо рот и что она заговорила:
– А эта ваша – что же, там одна осталась?
– Одна.
Старухин рот снова зарос. Она покачала головой. По-видимому, даже ее слабеющие
мозги понимали всю нелепость и рискованность поведения этой женщины.
Ровно в 17 я был на лекции. И тут почему-то вдруг понял, что сказал старухе неправду:
I была там теперь не одна. Может быть, именно это – что я невольно обманул старуху –
так мучило меня и мешало слушать. Да, не одна: вот в чем дело.
После 21.30 у меня был свободный час. Можно было бы уже сегодня пойти в Бюро
Хранителей и сделать заявление.
Но я после этой глупой истории так устал. И потом, законный срок для заявления двое
суток. Успею завтра: еще целых 24 часа.

Запись 7‑ я
Конспект:
Ресничный волосок. Тэйлор. Белена и ландыш

Ночь. Зеленое, оранжевое, синее; красный королевский инструмент; желтое,
как апельсин, платье. Потом – медный Будда; вдруг поднял медные веки – и полился сок:
из Будды. И из желтого платья – сок, и по зеркалу капли сока, и сочится большая кровать,
и детские кроватки, и сейчас я сам – и какой-то смертельно-сладостный ужас…
Проснулся: умеренный, синеватый свет; блестит стекло стен, стеклянные кресла, стол.
Это успокоило, сердце перестало колотиться. Сок, Будда… что за абсурд? Ясно: болен.
Раньше я никогда не видел снов. Говорят, у древних это было самое обыкновенное
и нормальное – видеть сны. Ну да: ведь и вся жизнь у них была вот такая ужасная карусель:
зеленое – оранжевое – Будда – сок. Но мы-то знаем, что сны – это серьезная психическая
болезнь. И я знаю: до сих пор мой мозг был хронометрически выверенным, сверкающим,
без единой соринки механизмом, а теперь… Да, теперь именно так: я чувствую там, в мозгу,
какое-то инородное тело – как тончайший ресничный волосок в глазу: всего себя
чувствуешь, а вот этот глаз с волоском – нельзя о нем забыть ни на секунду…
Бодрый, хрустальный колокольчик в изголовье: 7, вставать. Справа и слева сквозь
стеклянные стены я вижу как бы самого себя, свою комнату, свое платье, свои движения –
повторенными тысячу раз. Это бодрит: видишь себя частью огромного, мощного, единого.
И такая точная красота: ни одного лишнего жеста, изгиба, поворота.
Да, этот Тэйлор был, несомненно, гениальнейшим из древних. Правда, он не додумался
до того, чтобы распространить свой метод на всю жизнь, на каждый шаг, на круглые сутки –
он не сумел проинтегрировать своей системы от часу до 24. Но все же как они могли писать
целые библиотеки о каком-нибудь там Канте – и едва замечать Тэйлора – этого пророка,
сумевшего заглянуть на десять веков вперед.
Кончен завтрак. Стройно пропет Гимн Единого Государства. Стройно, по четыре –
к лифтам. Чуть слышное жужжание моторов – и быстро вниз, вниз, вниз – легкое замирание
сердца…