Page 13 - Мы

13

И тут вдруг почему-то опять этот нелепый сон – или какая-то неявная функция от этого
сна. Ах да, вчера так же на аэро – спуск вниз. Впрочем, все это кончено: точка. И очень
хорошо, что я был с нею так решителен и резок.
В вагоне подземной дороги я несся туда, где на стапеле сверкало под солнцем еще
недвижное, еще не одухотворенное огнем, изящное тело «Интеграла». Закрывши глаза,
я мечтал формулами: я еще раз мысленно высчитывал, какая нужна начальная скорость,
чтобы оторвать «Интеграл» от земли. Каждый атом секунды – масса «Интеграла» меняется
(расходуется взрывное топливо). Уравнение получалось очень сложное, с трансцендентными
величинами.
Как сквозь сон: здесь, в твердом числовом мире, кто-то сел рядом со мной, кто-то
слегка толкнул, сказал «простите».
Я приоткрыл глаза – и сперва (ассоциация от «Интеграла») что-то стремительно
несущееся в пространство: голова – и она несется, потому что по бокам – оттопыренные
розовые крылья-уши. И затем кривая нависшего затылка – сутулая спина –
двоякоизогнутое – буква S…
И сквозь стеклянные стены моего алгебраического мира – снова ресничный волосок –
что-то неприятное, что я должен сегодня –
– Ничего, ничего, пожалуйста, – я улыбнулся соседу, раскланялся с ним. На бляхе
у него сверкнуло: S-4711 (понятно, почему от самого первого момента был связан для меня
с буквой S: это было не зарегистрированное сознанием зрительное впечатление).
И сверкнули глаза – два острых буравчика, быстро вращаясь, ввинчивались все глубже, и вот
сейчас довинтятся до самого дна, увидят то, что я даже себе самому…
Вдруг ресничный волосок стал мне совершенно ясен: один из них, из Хранителей,
и проще всего, не откладывая, сейчас же сказать ему все.
– Я, видите ли, вчера был в Древнем Доме… – Голос у меня странный, приплюснутый,
плоский, я пробовал откашляться.
– Что же, отлично. Это дает материал для очень поучительных выводов.
– Но, понимаете, был не один, я сопровождал нумер I-330, и вот…
– I-330? Рад за вас. Очень интересная, талантливая женщина. У нее много почитателей.
…Но ведь и он – тогда на прогулке – и, может быть, он даже записан на нее? Нет,
ему об этом – нельзя, немыслимо: это ясно.
– Да, да! Как же, как же! Очень, – я улыбался все шире, нелепей и чувствовал: от этой
улыбки я голый, глупый…
Буравчики достали во мне до дна, потом, быстро вращаясь, ввинтились обратно в глаза;
S – двояко улыбнулся, кивнул мне, проскользнул к выходу.
Я закрылся газетой (мне казалось, все на меня смотрят) и скоро забыл о ресничном
волоске, о буравчиках, обо всем: так взволновало меня прочитанное. Одна короткая строчка:
«По достоверным сведениям, вновь обнаружены следы до сих пор неуловимой организации,
ставящей себе целью освобождение от благодетельного ига Государства».
«Освобождение»? Изумительно: до чего в человеческой породе живучи преступные
инстинкты. Я сознательно говорю: «преступные». Свобода и преступление так же
неразрывно связаны между собой, как… ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро
= 0, и он не движется; свобода человека = 0, и он не совершает преступлений. Это ясно.
Единственное средство избавить человека от преступлений – это избавить его от свободы.
И вот едва мы от этого избавились (в космическом масштабе века это, конечно, «едва»),
как вдруг какие-то жалкие недоумки…
Нет, не понимаю: почему я немедленно, вчера же, не отправился в Бюро Хранителей.
Сегодня после 16 иду туда непременно…
В 16.10 вышел – и тотчас же на углу увидал О, всю в розовом восторге от этой встречи.
«Вот у нее простой круглый ум. Это кстати: она поймет и поддержит меня…» Впрочем, нет,
в поддержке я не нуждался: я решил твердо.
Стройно гремели Марш трубы Музыкального Завода – все тот же ежедневный Марш.