Page 176 - Архипелаг ГУЛаг

дезорганизация работы на водопроводе… ущерб Моссовету и Советской России, потому что
мало таких специалистов… заменить невозможно… «Не будем уже говорить об
индивидуальной личной утрате… В наше время, когда борьба представляет главное
содержание нашей жизни, мы как–то привыкли мало считаться с этими невозвратимыми
утратами… (стр. 458) Верховный Революционный Трибунал должен сказать своё веское
слово… Уголовная кара должна лечь со всей суровостью!.. Мы не шутки пришли играть
здесь!..»
Батюшки, что ж им теперь? Неужели… ? Мой читатель привык и подсказывает: всех
рас…
Совершенно верно. Всех рас–смешить: ввиду чистосердечного раскаяния подсудимых
приговорить их к… общественному порицанию!
Две правды…
А Седельникова будто бы — к одному году тюрьмы. Разрешите не поверить.
О, барды Двадцатых годов, кто представляет их светлым бурлением радости! Даже
краем коснувшись, даже только детством коснувшись—ведь их не забыть. Эти хари, эти
мур–лы, травившие инженеров, — в двадцатые–то годы они и отъедались.
Но видим теперь, что и с 18–го…

* * *

В двух следующих процессах мы несколько отдохнём от нашего излюбленного
верховного обвинителя: он занят подготовкой к большому процессу эсеров.
(Провинциальные процессы эсеров, вроде Саратовского, 1919, были и раньше.) Этот
грандиозный процесс уже заранее вызвал волнение в Европе, и спохватился Наркомюст: ведь
четыре года судим, а Уголовного кодекса нет, ни старого, ни нового. Наверно, и забота о
Кодексе не вовсе миновала Крыленку: надо было заранее всё увязывать.
Предстоявшие же церковные процессы были внутренние, прогрессивную Европу не
интересовали, и можно было провернуть их без кодекса.
Мы уже видели, что отделение Церкви от государства понималось государством так,
что сами храмы и всё, что в них навешано, наставлено и нарисовано, отходит к государству,
а Церкви остаётся лишь та церковь, что в рёбрах, согласно Священному Писанию. Ив 1918
году, когда политическая победа казалась уже одержанной, быстрее и легче, чем ожидалось,
приступили к церковным конфискациям. Однако этот наскок вызвал слишком большое
народное возмущение. В разгоравшуюся Гражданскую войну неразумно было создавать ещё
внутренний фронт против верующих. Пришлось диалог коммунистов и христиан пока
отложить.
В конце же Гражданской войны, как её естественное последствие, разразился
небывалый голод в Поволжьи. Так как он не очень украшает венец победителей в этой войне,
то о нём и буркают у нас не более как по две строки. А голод этот был — до людоедства, до
поедания родителями собственных детей — такой голод, какого не знала Русь и в Смутное
Время (ибо тогда, свидетельствуют летописцы, выстаивали по нескольку лет под снегом и
льдом неразделанные хлебные зароды). Один фильм об этом голоде, может быть,
переосветил бы всё, что мы видели, и всё, что мы знаем о Революции и Гражданской войне.
Но нет ни фильмов, ни романов, ни статистических исследований — это стараются забыть,
это не красит. К тому ж и причину всякого голода мы привыкли сталкивать на кулаков, — а
среди всеобщей смерти кто ж были кулаки? В.Г. Короленко в «Письмах к Луначарскому» 105
(вопреки обещанию последнего, никогда у нас не изданных) объясняет нам повальное
выголаживание и обнищание страны: это — от падения всякой производительности

105 Париж: Задруга, 1922 и Самиздат, 1967. (В СССР «Письма к Луначарскому» напечатаны впервые в
«Новом мире», 1988, № 10. — Примеч. ред.)