Page 172 - Архипелаг ГУЛаг

Известный русский историк СП. Мельгунов, также попавший в число подсудимых, и
притом главных (член шестёрки), в эмиграции написал изнехотя воспоминания об этом
процессе — может быть, и избежал бы писать, если б не опубликовалась как раз вот эта
самая наша книга Крыленко с вот этой самой громовой речью. И Мельгунов с досадой на
себя и однодельцев рисует нам такую известную для советского следствия картину: никаких
улик у следствия не было, «ни одного документа в деле не оказалось. Весь обвинительный
материал почерпнут был из показаний самих подсудимых… Все будущие участники
процесса во время предварительного следствия не держались тактики молчания… Казалось,
что принципиальным неговорением я без нужды отягчаю свою судьбу и, может быть, судьбу
других… Когда стоишь перед возможностью расстрела, не всегда думаешь об истории».
В «Красной книге ВЧК» (т. II, М., 1922) многие показания подследственных приведены
дословно, и они, увы, неприглядны.
Мельгунов без юмора ставит в упрёк следователю Якову Агранову (который их всех и
скрутил) — обмин его и других подследственных, ловкое дураченье, о котором он считает,
что «большего издевательства надо мною быть не могло», хуже, мол, всякого физического
воздействия. И Мельгунов, столь проницательно потом объяснявший немало исторических
лиц русской революции, тут сам легко попадается: подтверждает участие в Союзе
Возрождения тех лиц, которые как будто уже прояснились из письменных показаний, ему
предъявленных. И вообще «стал давать более или менее связные показания» — как рассказ,
без выделения следовательских вопросов. (Эти показания изумляли и подавляли
однодельцев, которым их показывали в свою очередь: как будто он рассказывал всё своею
неудержимой охотой.)
«Купил» их всех Агранов и на том, что поскольку это — «дело прошлое», все эти
центры уже не заседают давно, — то и опасности подследственным никакой нет, ЧК
выясняет всё лишь для исторического интереса. Многих обворожил Яков Саулович
любезностью. Перед другими резко поставил равенство советской власти и России и, стало
быть, преступность бороться против первой, если любишь вторую. И так получил от
некоторых действительно униженные и угодливые показания. (В частности, статья
Котляревского, указанная в сноске, была исследованием арестанта по заданию Агранова.)
А на суде? Мелыунов: «Революционная традиция [интеллигенции] требовала
известного героизма, а в душе не было нужного для такого героизма пафоса. Превратить суд
в демонстрацию протеста — означало сознательное ухудшение не только своего положения,
но и других».
…Вот так легко попадалась на чекистский крючок и сдавалась и гибла русская
интеллигенция, такая свободолюбивая, такая непримиримая, такая несгибаемая при царе —
когда за неё и не брались.
Но того ярче и страшней другая удача Агранова — «та–ганцевское дело» 1921 года
(хотя оно не к этой главе относится, потому что суда не было). Профессор Таганцев 45 дней
следствия героически молчал. А потом убедил его Агранов подписать с ним соглашение:
«Я, Таганцев, сознательно начинаю делать показания о нашей организации, не утаивая
ничего… не утаю ни одного лица, причастного к нашей группе. Всё это я делаю для
облегчения участи участников нашего процесса.
Я, уполномоченный ВЧК Яков Саулович Агранов, при помощи гражданина Таганцева
обязуюсь быстро закончить следственное дело и после окончания передать в гласный суд…
Обязуюсь, что ни к кому из обвиняемых не будет применена высшая мера наказания».
И по таганцевскому делу — ЧК расстреляло 87 человек.
Так восходило солнце нашей свободы. Таким упитанным шалуном рос наш
октябрёнок–Закон. Мы теперь совсем не помним этого.

Глава 9. ЗАКОН МУЖАЕТ

Наш обзор уже затянулся. А ведь мы ещё и не начинали. Ещё все главные, ещё все