Page 193 - Архипелаг ГУЛаг

(знаменательная встреча! как бы передача юридической эстафеты) 114 , 53 подсудимых, 56
свидетелей. Грандиозно!!!
Увы, в грандиозности была и слабость этого процесса: если на каждого подсудимого
тянуть только по три нитки, то уже их 159, а у Крыленки лишь десять пальцев, и у
Вышинского десять. Конечно, «подсудимые стремились раскрыть обществу свои тяжёлые
преступления», но —не все, только — шестнадцать. А тринадцать «извивались». А двадцать
четыре вообще себя виновными не признали 115 . Это вносило недопустимый разнобой,
массы вообще не могли этого понять. Наряду с достоинствами (впрочем, достигнутыми уже
в предыдущих процессах) — беспомощностью подсудимых и защитников, их
неспособностью сместить или отклонить глыбу приговора, — недостатки нового процесса
били в глаза, и кому–кому, а опытному Крыленке были непростительны.
На пороге бесклассового общества мы в силах были наконец осуществить и
бесконфликтный судебный процесс (отражающий внутреннюю бесконфликтность нашего
строя), где к единой цели стремились бы дружно и суд, и прокурор, и защита, и подсудимые.
Да и масштабы Шахтинского дела — одна угольная промышленность и только
Донбасс, были несоразмерны эпохе.
Очевидно тут же, в день окончания Шахтинского дела, Крыленко стал копать новую
вместительную яму (в неё свалились даже два его сотоварища по Шахтинскому делу —
общественные обвинители Осадчий и Шеин). Нечего и говорить, с какой охотой и умением
ему помогал весь аппарат ОГПУ, уже переходящий в твёрдые руки Ягоды. Надо было
создать и раскрыть инженерную организацию, объемлющую всю страну. Для этого нужно
было несколько сильных вредительских фигур во главе. Такую безусловно сильную,
нетерпимо–гордую фигуру кто ж в инженерии не знал? — Петра Акимовича Паль–чинского.
Крупный горный инженер ещё в начале века, он в Мировую войну уже был товарищем
председателя Военно–Промышленного Комитета, то есть руководил военными усилиями
всей частной русской промышленности. После Февраля он стал товарищем министра
торговли и промышленности. За революционную деятельность он преследовался при царе;
трижды сажался в тюрьму после Октября (1917, 1918, 1922), с 1920—профессор Горного
института и консультант Госплана. (Подробно о нём — Часть Третья, глава 10.)
Этого Пальчинского и наметили как главного подсудимого для нового грандиозного
процесса. Однако легкомысленный Крыленко, вступая в новую для себя страну инженерии,
не только не знал сопромата, но даже о возможном сопротивлении душ совсем ещё не имел
понятия, несмотря на десятилетнюю уже громкую прокурорскую деятельность. Выбор
Крыленко оказался ошибочным. Пальчинский выдержал все средства, какие знало ОГПУ, —
и не сдался, и умер, не подписав никакой чуши. С ним вместе прошли испытание и тоже,
видимо, не сдались — Н.К. фон Мекк и А.Ф. Величко. В пытках ли они погибли или
расстреляны — этого мы пока не знаем, но они доказали, что можно сопротивляться и
можно устоять, — и так оставили пламенный отблик упрёка всем последующим знаменитым
подсудимым.
Скрывая своё поражение, Ягода опубликовал 24 мая 1929 года краткое коммюнике
ОГПУ о расстреле их троих за крупное вредительство и осуждении ещё многих других
непоименованных 116 .

114 А членами были старые революционеры Васильев–Южин и Антонов–Саратовский. Располагало само
уже простецкое звучание их фамилий. Запоминаются. Вдруг в 1962 читаешь в «Известиях» некрологи о
жертвах репрессий — и кто же подписал? Долгожитель Антонов–Саратовский! Может, и сам отведал? Но этих
не вспоминает.

115 Дело об экономической контрреволюции в Донбассе // Правда, 24 мая 1928, с. 3.

116 От Объединённого Государственного Политического Управления // Известия, 24 мая 1929, с. 1.