Page 204 - Архипелаг ГУЛаг
P. 204

оставили  в  живых.  (Пощадить  послушных  подсудимых  предыдущего  процесса —  важное
               условие  успеха  будущего  процесса.  Так  цепочкой  и  передаётся  эта  надежда  до  самого
               Зиновьева–Каменева.) Но уж только выполните все наши условия до последнего! Процесс
               должен сработать на пользу социалистическому обществу!
                     И подсудимые выполняют все условия…
                     Всю  тонкость интеллектуальной  инженерной оппозиции вот они подают  как  грязное
               вредительство, доступное пониманию последнего ликбезника. (Но ещё нет толчёного стекла,
               насыпанного в тарелки трудящихся! — до этого ещё и прокуратура не додумалась.)
                     Затем —  мотив  идейности.  Они  начали  вредить? —  из  враждебной  идейности,  но
               теперь дружно сознаются? — опять–таки из идейности, покорённые (в тюрьме) пламенным
               доменным ликом 3–го года Пятилетки! В последних словах они хотя и просят себе жизни, но
               это —  не  главное  для  них.  (Федотов:  «Нам  нет  прощения!  Обвинитель  прав!»)  Для  этих
               странных  подсудимых  сейчас,  на  пороге  смерти,  главное —  убедить  народ  и  весь  мир  в
               непогрешимости и дальновидности советского правительства. Рамзин особенно славословит
               «революционное  сознание  пролетарских  масс  и  их  вождей»,  которые  «сумели  найти
               неизмеримо более верные пути экономической политики», чем учёные, и гораздо правильней
               рассчитали темпы народного хозяйства. Теперь «я понял, что надо сделать бросок, что надо
               сделать скачок  122 , что надо штурмом взять…» (стр. 504) и т. д. Ларичев: «Советский Союз
               не  победим  отживающим  капиталистическим  миром».  Калинников:  «Диктатура
               пролетариата  есть  неизбежная  необходимость…  Интересы  народа  и  интересы  советской
               власти  сливаются  в  одну  целеустремлённость».  Да,  кстати,  и  в  деревне  «правильна
               генеральная линия партий, уничтожение кулачества». Обо всём у них есть время посудачить
               в  ожидании  казни…  И  даже  для  такого  предсказания  есть  проход  в  горле  раскаявшихся
               интеллигентов:  «По  мере  развития  общества  индивидуальная  жизнь  должна  суживаться…
               Коллективная воля есть высшая форма» (стр. 510).
                     Так усилиями восьмерной упряжки достигнуты все цели процесса:
                     1. Все  недостачи  в  стране,  и  голод,  и  холод,  и  безодёжье,  и  неразбериха,  и  явные
               глупости — всё списано на вредителей–инженеров.
                     2. Народ напуган нависшей интервенцией и готов к новым жертвам.
                     3. Инженерная солидарность нарушена, вся интеллигенция напугана и разрознена.
                     И  чтоб  сомнений  не  оставалось,  эту  цель  процесса  ещё  раз  отчётливо  возглашает
               Рамзин:
                     «Я хотел, чтобы в результате теперешнего процесса Промпартии на тёмном и позорном
               прошлом всей интеллигенции… можно было поставить раз и навсегда крест» (стр. 49).
                     Туда  ж  и  Ларичев:  «Эта  каста  должна  быть  разрушена…  Нет  и  не  может  быть
               лояльности  среди  инженерства!..»  (стр.  508).  И  Очкин:  интеллигенция  «это  есть  какая–то
               слякоть,  нет  у  неё,  как  сказал  государственный  обвинитель,  хребта,  есть  безусловная
               бесхребетность… Насколько неизмеримо выше чутьё пролетариата» (стр. 509). (И всегда у
               пролетариата главное почему–то — чутьё… Всё через ноздри.)
                     И за что ж этих старателей расстреливать?.. Сперва объявлена казнь главным, но тут же
               сменено на десятки. (И поехал Рамзин устраивать теплотехническую шарашку.)
                     Так писалась десятилетиями история нашей интеллигенции — от анафемы 20–го года
               (помнит читатель: «не мозг нации, а говно», «союзник чёрных генералов», «наёмный агент
               империализма») до анафемы 30–го.
                     Удивляться ли, что слово «интеллигенция» утвердилось у нас как брань?
                     Вот  как  делаются  гласные  судебные  процессы!  Ищущая  сталинская  мысль  наконец
               достигла своего идеала. (То–то позавидуют недотыки Гитлер и Геббельс, сунутся на позор со
               своим поджогом рейхстага…)
                     Стандарт  достигнут —  и  теперь  может  держаться  многолетие  и  повторяться  хоть


                 122   Вот как у нас говорилось в 1930, когда Мао ещё ходил в молодых.
   199   200   201   202   203   204   205   206   207   208   209