Page 224 - Архипелаг ГУЛаг

республик (Украина?..), от профсоюзов (милые эти профсоюзы, всегда знают, что надо),
крестьянских организаций (это среди сна продиктовано, все крестьянские организации
растоптал Милостивец ещё в год Великого Перелома), а также от деятелей культуры» (вот
это вполне правдоподобно) возвратили смертную казнь для уже накопившихся «изменников
родины, шпионов и подрывников–диверсантов» .
И уж как начали возвращать нашу привычную, нашу головорубку, так и потянулось без
усилия: 1954 — за умышленное убийство тоже; май 1961 —за хищение государственного
имущества тоже, и подделку денег тоже, и террор в местах заключения (это кто стукачей
убивает и пугает лагерную администрацию); июль 1961 —за нарушение правил о валютных
операциях; февраль 1962 — за посягательство (замах рукой) на жизнь милиционеров и
дружинников; и тогда же — за изнасилование; и тут же сразу — за взяточничество.
Но всё это — временно, впредь до полной отмены. И сегодня так записано.
И выходит, что дольше всего мы без казни держались при Елизавете Петровне.

* * *

В благополучном и слепом нашем существовании смертники рисуются нам роковыми и
немногочисленными одиночками. Мы инстинктивно уверены, что мы–то в смертную камеру
никогда бы попасть не могли, что для этого нужна если не тяжкая вина, то во всяком случае
выдающаяся жизнь. Нам ещё много нужно перетряхнуть в голове, чтобы представить: в
смертных камерах пересидела тьма самых серых людей за самые рядовые поступки, и —
кому как повезёт — очень часто не помилование получали они, а вышку (так называют
арестанты «высшую меру», они не терпят высоких слов и всё называют как–нибудь погрубей
и покороче).
Агроном райзо получил смертный приговор за ошибки в анализе колхозного зерна! (а
может быть, не угодил начальству анализом?) —1937 год.
Председатель кустарной артели (изготовлявшей ниточные катушки!) Мельников
приговорён к смерти за то, что в мастерской случился пожар от локомобильной искры! —
1937 год. (Правда, его помиловали и дали десятку.)
В тех же Крестах в 1932 году ждали смерти: Фельдман — за то, что у него нашли
валюту; Файтелевич, консерваторец, за продажу стальной ленты для перьев. Исконная
коммерция, хлеб и забава еврея, тоже стали достойны казни!
Удивляться ли тогда, что смертную казнь получил ивановский деревенский парень
Гераська: на Николу вешнего гулял в соседней деревне, выпил крепко и стукнул колом по
заду — не милиционера, нет! — но милицейскую лошадь! (Правда, той же милиции назло он
оторвал от сельсовета доску обшивки, потом сельсоветский телефон от шнура и кричал:
«громи чертей!»…)
Наша судьба угодить в смертную камеру не тем решается, что мы сделали что–то или
чего–то не сделали, — она решается кручением большого колеса, ходом внешних могучих
обстоятельств. Например, обложен блокадою Ленинград. Его высший руководитель товарищ
Жданов что должен думать, если в делах Ленинградского ГБ в такие суровые месяцы не
будет смертных казней? Что Органы бездействуют, не так ли? Должны же быть вскрыты
крупные подпольные заговоры, руководимые немцами извне? Почему же при Сталине в 1919
такие заговоры были вскрыты, а при Жданове в 1942 их нет? Заказано — сделано:
открываются несколько разветвлённых заговоров! Вы спите в своей нетопленой
ленинградской комнате, а когтистая чёрная рука уже снижается над вами. И от вас тут
ничего не зависит. Намечается такой–то, член–корреспондент Игнатовский, —у него окна
выходят на Неву, и он вынул белый носовой платок высморкаться — сигнал! А ещё
Игнатовский как инженер любит беседовать с моряками о технике. Засечено! Игнатовский
взят. Пришла пора рассчитываться! —итак, назовите сорок членов вашей организации.
Называет. Так если вы — капельдинер Александринки, то шансы быть названным у вас
невелики, а если вы профессор Технологического института—так вот вы и в списке, —и что