Page 458 - Архипелаг ГУЛаг

порядочные люди — это лучше, чем пойдут негодяи.
Да если б ортодокс заупрямился и не пожелал служить куму — трудно ему той двери
избежать. Всех правоверных, громко выражающих свою веру, оперуполномоченный не
упустит ласково вызвать и отечески спросить: «Вы— советский человек?» И
благонамеренный не может ответить «нет». Значит, «да».
А если «да», так давайте сотрудничать, товарищ. Мешать вам не может ничто 323 .
Только теперь, извращая всю историю лагерей, стыдно признаваться, что
сотрудничали. Не всегда попадались открыто, как Лиза Котик, обронившая письменный
донос. Но вот проболтаются, что оперуполномоченный Соковиков дружески отправлял
письма Дьякова, минуя лагерную цензуру, лишь не скажут: а за что отправлял? дружба
такая — откуда? Придумают, что оперуполномоченный Яковлев не советовал Тодорскому
открыто называться коммунистом, и не растолкуют: а почему он об этом заботился?
Но это — до времени. Уже при дверях та славная пора, когда можно будет
встряхнуться и громко признаться:
— Да! Мы— стучали и гордимся этим! 324
А впрочем — зачем вся эта глава? весь этот длинный обзор и анализ благонамеренных?
Вместо этого напишем аршинными буквами:
ЯНОШ КАДАР. ВЛАДИСЛАВ ГОМУЛКА. ГУСТАВ ГУСАК.
Они прошли и несправедливый арест, и пыточное следствие, и по сколько–то лет
отсидели.
Весь мир видит, много ли они усвоили. Весь мир узнал им цену.

Глава 12. СТУК–СТУК–СТУК…

ЧК–ГБ (вот так, пожалуй, и звучно, и удобно, и кратко называть это учреждение,
вместе с тем не упуская его движения во времени) было бы бесчувственным чурбаном, не
способным досматривать свой народ, если б не было у него постоянного взгляда и
постоянного наслуха. В наши технические годы за глаза отчасти работают фотоаппараты и
фотоэлементы, зауши — микрофоны, магнитофоны, лазерные подслуши–ватели. Но всю ту
эпоху, которую охватывает эта книга, почти единственными глазами и почти единственными
ушами ЧКГБ были стукачи.
В первые годы ЧК они названы были по–деловому: секретные сотрудники (в отличие
от штатных, открытых). В манере тех лет это сократилось— сексоты, и так перешло в общее
употребление. Кто придумывал это слово (не предполагая, что оно так распространится, —
не уберегли) — не имел дара воспринимать его непредвзятым слухом и в одном только
звучании услышать то омерзительное, что в нём сплелось, — нечто более даже постыдное,
чем содомский грех. А ещё с годами оно налилось желтовато–бурой кровью предательства—
и не стало в русском языке слова гаже.
Но применялось это слово только на воле. На Архипелаге были свои слова: в тюрьме —
«наседка», в лагере — «стукач». Однако как многие слова Архипелага вышли на простор
русского языка и захватили всю страну, так и «стукач» со временем стало понятием общим.
В этом отразилось единство и общность самого явления стукачества.
Не имея опыта и недостаточно над этим размышляв, трудно оценить, насколько мы
пронизаны и охвачены стука–чеством. Как, не имея в руках транзистора, мы не ощущаем в
поле, в лесу и на озере, что постоянно струится сквозь нас множество радиоволн.

323 Иванов–Разумник вспоминает: в их бутырской камере разоблачили троих стукачей — и все трое
оказались коммунисты.

324 Я написал это в начале 1966 года, а к концу его прочёл в «Октябре» № 9 реплику К.Буковского («Ответ
на лестнице»). Так и есть— уже открыто гордятся.