Page 508 - Архипелаг ГУЛаг

жилец, но ни один врач не поймёт, в чём дело. И Ц. отправил так несколько малолеток на тот
свет, пока самого его смертно не избили.
Ненависть порождает ненависть. Чёрная вода ненависти с лёгкостью разливается по
горизонтали. Это легче, чем извернуться по жерлу вверх— к тем, кто и старого и малого
обрёк на рабью участь.
Так готовились маленькие упрямые звери совместным действием сталинского
законодательства, гулаговского воспитания и воровской закваски. Нельзя было изобрести
лучшего способа оскотинения ребёнка! Нельзя было плотней и быстрей вогнать все лагерные
пороки в неокрепшую узкую грудь!
Даже когда ничего не стоило смягчить душу ребёнка, лагерные хозяева этого не
допускали: ведь это не было задачей их воспитания. С Кривощёковского 1–го лагпункта на
2–й мальчик просился к своему отцу, сидевшему там. Не разрешили (ведь инструкция
требует разъединять)! Пришлось мальчишке спрятаться в бочке, так переехать на 2–й
лагпункт и тайно пожить при отце. А его с суматохой считали в побеге и палкой с
гвоздевыми поперечинами пробалтывали ямы уборных— не потоплен ли там.
И лихо только начать. Это в 15 лет Володе Снегирёву было садиться как–то
непривычно. А потом за шесть сроков он перебрал почти столетие (было дважды по 25),
сотни дней провёл в БУРах и карцерах (усвоил молодыми лёгкими туберкулёз), 7 лет— под
всесоюзным розыском. Потом–то он был уже на верной воровской дорожке. (Сейчас— без
лёгкого и пяти рёбер, инвалид второй группы.)— Витя Коптяев с 12–летнего возраста сидит
непрерывно. Осуждён четырнадцать раз, из них 9 раз — за побеги. «На свободе в законном
порядке я ещё не был». — Юра Ермолов после освобождения устроился работать, но его
уволили: важнее было принять демобилизованного солдата. Пришлось «идти на гастроли». И
на новый срок.
Сталинские бессмертные законы о малолетках просуществовали 20 лет (до Указа от
24.4.1954, чуть послабившего: освободившего тех малолеток, кто отбыл больше одной
трети, — да ведь это из первого срока! а если их четырнадцать?). Двадцать жатв они
собрали. Двадцать возрастов они свихнули в преступление и разврат.
Кто смеет наводить тень на память нашего Великого Корифея?

* * *

Есть такие проворные дети, которые успевают схватить 58–ю очень рано. Например,
Гелий Павлов получил её в 12 лет (с 1943 по 1949 сидел в колонии в Заковске). По 58–й
вообще никакого возрастного минимума не существовало! Даже в популярных юридических
лекциях—Таллин, 1945 год, — говорили так. Доктор Усма знал 6–летнего мальчика,
сидевшего в колонии по 58–й статье — уж это, очевидно, рекорд!
Иногда посадка ребёнка для приличия откладывалась, но всё равно настигала
отмеченного. Вера Инчик, дочь уборщицы, вместе с двумя другими девочками, всем по 14
лет, — узнала (Ейск, 1932), как при раскулачивании покидают малых детей — умирать.
Решили девочки («как раньше революционеры») протестовать. На листках из школьных
тетрадей они написали своим почерком и расклеили по базару, ожидая немедленного
всеобщего возмущения. Дочь врача посадили, кажется, тотчас. А дочери уборщицы лишь
пометили где–то. Подошёл 1937 год— и арестовали её «за шпионаж в пользу Польши».
Где, как не в этой главе, помянуть и тех детей, кто осиротел от ареста своих родителей?
Ещё счастливы были дети женщин из религиозной общины под Хостой. Когда в 1929
матерей отправили на Соловки, то детей по мягкости оставили при домах и хозяйствах. Дети
сами обихаживали сады, огороды, доили коз, прилежно учились в школе, а родителям на
Соловки посылали отметки и заверения, что готовы пострадать за Бога, как и матери их.
(Разумеется, Партия скоро дала им эту возможность.)
По инструкции «разъединять» сосланных детей и родителей — сколько этих малолеток
было ещё в 20–е годы (вспомним 48 процентов)? И кто нам расскажет их судьбу?..