Page 511 - Архипелаг ГУЛаг

Не знаю, как кончил Апетер. С большой вероятностью думаю, что вскоре и свернули
ему голову в этих самых местах, где жизнь пускает новые ростки. Но дело не в
терминологии. А понял читатель, что в лагерях наших было главное? Культурное
строительство.
И на всякий спрос орган был создан, размножен, щупальцы его дотягивались до
каждого острова. В 20–е годы они назывались ПВЧ (Политико–Воспитательные Части), с
30–х годов
КВЧ. Они должны были, в частности, заменить прежних тюремных попов и тюремные
богослужения.
Строились они так. Начальник КВЧ был из вольных и с правами помощника
начальника лагеря. Он подбирал себе воспитателей (по норме один воспитатель на 250
опекаемых) — обязательно из «близких пролетариату слоев», стало быть, интеллигенты
(мелкая буржуазия) конечно не подходили (да и приличнее было им махать киркою), а
набирали в воспитатели воров с двумя–тремя судимостями, ну ещё городских мошенников,
растратчиков и растлителей. Вот такой молодой парень, чисто себя содержащий,
получивший пяток лет за изнасилование при смягчающих обстоятельствах, сворачивал
газетку в трубочку, шёл в барак Пятьдесят Восьмой и проводил с ним беседу: «Роль труда в
процессе исправления». Воспитателям особенно хорошо видно эту роль со стороны, потому
что сами они «от производственного процесса освобождаются». Из таких же
социально–близких создавался актив КВЧ — но активисты от работы не освобождались (они
могли только надеяться со временем сшибить кого–нибудь из воспитателей и занять их
место; это создавало общую дружелюбную обстановку при КВЧ). Воспитатель с утра должен
проводить заключённых на работу, после этого проверить кухню (то есть его хорошо
покормят), ну и можно пока идти досыпать к себе в кабинку. Паханов цеплять и трогать ему
не надо, ибо, во–первых, это опасно, во–вторых, наступит момент, когда «преступная спайка
превратится в производственную» и тогда паханы поведут ударные бригады на штурм. А
пока пусть отсыпаются и они после ночной картёжной игры. Но в своей деятельности
воспитатель постоянно руководствуется общим положением: что культвоспитработа в
лагерях— это не культпросветработа с «несчастненькими», а культурно–производственная
работа с остриём (без острия мы никак не можем), направленным против… ну, читатель уже
догадался: против Пятьдесят Восьмой. Увы, КВЧ «сама не имеет прав ареста» (да, вот такое
ограничение культурных возможностей), «но может просить администрацию» (та не
откажет). К тому же воспитатель «систематически представляет отчёты о настроении
заключённых». (Имеющий ухо да слышит! Здесь культурно–воспитательная часть деликатно
переходит в опер–чекистскую, но в инструкциях это не пишется.)
Однако мы видим, что, увлечённые цитированием, мы грамматически сбились на
настоящее время. Мы должны огорчить читателя, что речь идёт о конце 20–х— начале 30–х
годов, о лучших расцветных годах КВЧ, когда в стране достраивалось бесклассовое
общество и ещё не было такой ужасной вспышки классовой борьбы, как с момента, когда
оно достроилось. В те славные годы КВЧ обрастала ещё многими важными приставками:
культсоветами лишённых свободы; культпросветко–миссиями; санбыткомиссиями; штабами
ударных бригад; контрольными постами о выполнении промфинплана… Ну, да как говорил
товарищ Сольц (куратор Беломорканала и председатель комиссии ВЦИК по частным
амнистиям): «заключённый и в тюрьме должен жить тем, чем живёт страна». (Злейший враг
народа Сольц справедливо покаран пролетарским судом… простите… борец за великое дело
товарищ Сольц оклеветан и погиб в годы культа… простите… при наличии незначительного
явления культа… 340 )
И как были многоцветны, как разнообразны формы работы! — как сама жизнь.

340 Репрессирован не был. Умер своей смертью в 1945. —Прим. ред.