Page 57 - Архипелаг ГУЛаг

тюремным страданиям, — это методы огромной и даже разрушительной силы. Да будь хоть
ты и убеждён, так тоже не легко.
1. Начнём с самих ночей. Почему это ночью происходит всё главное обламывание душ?
Почему это с ранних своих лет Органы выбрали ночь? Потому что ночью, вырванный изо
сна (даже ещё не истязаемый бессонницей), арестант не может быть уравновешен и трезв
по–дневному, он податливей.
2. Убеждение в искреннем тоне. Самое простое. Зачем игра в кошки–мышки? Посидев
немного среди других подследственных, арестант ведь уже усвоил общее положение. И
следователь говорит ему лениво–дружественно: «Видишь сам, срок ты получишь всё равно.
Но если будешь сопротивляться, то здесь, в тюрьме, дойдёшь, потеряешь здоровье. А
поедешь в лагерь—увидишь воздух, свет… Так что лучше подписывай сразу». Очень
логично. И трезвы те, кто соглашаются и подписывают, если… Если речь идёт только о них
самих! Но — редко так. И борьба неизбежна.
Другой вариант убеждения—для партийца. «Если в стране недостатки и даже голод, то
как большевик вы должны для себя решить: можете ли вы допустить, что в этом виновата
вся партия? или советская власть?» — «Нет конечно!» — спешит ответить директор
льноцентра. — «Тогда имейте мужество и возьмите вину на себя!» И он берёт!
3. Грубая брань. Нехитрый приём, но на людей воспитанных, изнеженных, тонкого
устройства, может действовать отлично. Мне известны два случая со священниками, когда
они уступали простой брани. У одного из них (Бутырки, 1944) следствие вела женщина.
Сперва он в камере не мог нахвалиться, какая она вежливая. Но однажды пришёл
удручённый и долго не соглашался повторить, как изощрённо она стала загибать, заложив
колено за колено. (Жалею, что не могу привести здесь одну её фразочку.)
4. Удар психологическим контрастом. Внезапные переходы: целый допрос или часть
его быть крайне любезным, называть по имени–отчеству, обещать все блага. Потом вдруг
размахнуться пресс–папье: «У, гадина! Девять грамм в затылок!»— и, вытянув руки, как для
того, чтобы вцепиться в волосы, будто ногти ещё иголками кончаются, надвигаться (против
женщин приём этот очень хорош).
В виде варианта: меняются два следователя, один рвёт и терзает, другой симпатичен,
почти задушевен. Подследственный, входя в кабинет, каждый раз дрожит — какого увидит?
По контрасту хочется второму всё подписать и признать, даже чего не было.
5. Унижение предварительное. В знаменитых подвалах
Ростовского ГПУ («Тридцать третьего номера») под толстыми
стёклами уличного тротуара (бывшее складское помещение)
заключённых в ожидании допроса клали на несколько часов
ничком в общем коридоре на пол с запретом приподнимать
голову, издавать звуки. Они лежали так, как молящиеся ма
гометане, пока выводной не трогал их за плечо и не вёл на
допрос. — А. О–ва не давала на Лубянке нужных показаний.
Её перевели в Лефортово. Там на приёме надзирательница велела ей раздеться, якобы
для процедуры унесла одежду, а её
в боксе заперла голой. Тут пришли надзиратели мужчины,
стали заглядывать в глазок, смеяться и обсуждать её стати. — Опроси, наверно много
ещё можно собрать примеров. А цель одна: создать подавленное состояние.6. Любой
приём, приводящий подследственного в смятение. Вот как допрашивался Ф.И.В. из
Красногорска Московской области (сообщил И.А. Пупышев). Следовательница в ходе
допроса сама обнажалась перед ним в несколько приёмов (стриптиз!), но всё время
продолжала допрос как ни в чём не бывало, ходила по комнате и к нему подходила и
добивалась уступить в показаниях. Может быть, это была её личная потребность, а может
быть, и хладнокровный расчёт: у подследственного мутится разум, и он подпишет! А грозить
ей ничего не грозило: есть пистолет, звонок.7. Запугивание. Самый применяемый и очень
разнообразный метод. Часто в соединении с заманиванием, обещанием— разумеется