Page 598 - Архипелаг ГУЛаг

непременно надо вернуться отцу, пока не поздно, а он не шёл.
Треугольник из тетрадной бумаги косой разграфки. Чередуются синий и красный
карандаш, — наверно, детская рука откладывала карандаш, отдыхала и брала потом новой
стороной. Угловатые неопытные буквы с передышками иногда и внутри слов:
«Здастуй Папочка я забыл как надо писать скоро в Школу пойду через зиму 1 скорей
приходи а то нам плохо нету у нас Папы мама говорит то ты в командировке то больной что
ж ты смотриш убеги из больницы вон Олешка из больницы в одной рубашке прибежал мама
сошьёт тебе новые штаны я тебе свой пояс отдам меня всё равно ребята боятся только
Олешеньку я не бю никогда он тоже правду говорит он тоже бедный а ещё я както болел
лежал в пруду [бреду] хотел с мамой вместе умирать а она не захотела ну и я не захотел ой
руки уморили хватит писать целую тебя шкаф раз
Игорёк 6 с половиночкой лет
Я уже на конвертах писать научился мама пока с работы придёт а я уже письмо в
ящик».
Манолис Глезос «в яркой и страстной речи рассказал московским писателям о своих
товарищах, томящихся в тюрьмах Греции.
— Я понимаю, что заставил своим рассказом сжаться ваши сердца. Но я сделал это
умышленно. Я хочу, чтобы ваши сердца болели за тех, кто томится в заключении…
Возвысьте ваш голос за освобождение греческих патриотов!» 391
И эти тёртые лисы, конечно, — возвысили! Ведь в Греции томились десятка два
арестантов! Может быть, сам Манолис
не понимал бесстыдства своего призыва, а может, в Греции пословицы такой нет:
Зачем в люди по печаль, коли дома навзрыд?
В разных местах нашей страны мы встречаем такое изваяние: гипсовый охранник с
собакой, устремлённый вперёд, кого–то перехватить. В Ташкенте стоит такое хоть перед
училищем НКВД, а в Рязани — как символ города: единственный монумент, если
подъезжать со стороны Михайлова.
И мы не вздрогнем от отвращения, мы привыкли, как к естественным, к этим фигурам,
травящим собак на людей.
На нас.
Глава 4. НЕСКОЛЬКО СУДЕБ
Судьбы всех арестантов, кого я упоминаю в этой книге, я распылил, подчиняя плану
книги— контурам Архипелага. Я отошёл от жизнеописаний: это было бы слишком
однообразно, так пишут и пишут, переваливая работу исследования с автора на читателя.
Но именно поэтому я считаю себя теперь вправе привести несколько арестантских
судеб целиком.
Анна Петровна Скрипникова
Единственная дочь майкопского простого рабочего, девочка родилась в 1896 году. Как
мы уже знаем из истории партии, при проклятом царском режиме ей закрыты были все пути
образования, и обречена она была на полуголодную жизнь рабыни. И это всё действительно
с ней случилось, но уже после революции. Пока же она была принята в майкопскую
гимназию.
Аня росла и вообще крупной девочкой и крупноголовой. Подруга по гимназии
рисовала её из одних кругов: голова — шар (круг со всех сторон), круглый лоб, круглые как
бы всегда недоуменные глаза. Мочки ушей вросли и закруглились в щёки. И плечи круглые.
И фигура— шар.
Аня слишком рано стала задумываться. Уже в 3–м классе она просила у учительницы
разрешения получить в гимназической библиотеке Добролюбова и Достоевского.
Учительница возмутилась: «Рано тебе!» — «Ну, не хотите, так я в городской получу.»

391 Литературная газета, 27 августа 1963, с.1.