Page 650 - Архипелаг ГУЛаг

Столыпин вынести не решился).
В–третьих, обоснованием этой «военной юстиции» было: что в минувшие полгода
произошли «бесчисленные убийства полицейских чинов по политическим побуждениям»,

многие нападения на должностных лиц 427 , разлив по всей стране политически–уголовных и
просто уголовных грабежей, убийств, террора, вплоть до взрыва на Аптекарском острове, где
борцы за свободу убили и тяжело ранили за один раз 60 человек. А «если государство не даёт
отпора террористическим актам, то теряется смысл государственности». И вот столыпинское
правительство в нетерпении и обиде на суд присяжных с его неторопливыми околичностями,
с его сильной и неограниченной адвокатурой (это не наш облсуд или окружной трибунал,
покорный телефонному звонку) — шагает к обузданию революционеров (и прямо —
бандитов, стреляющих в окна пассажирских поездов, убивающих обывателей ради
трёшницы–пятёрки) через малословные полевые суды. (Впрочем, ограничения такие:
полевой суд может быть открыт лишь в месте, состоящем на положении военном или
чрезвычайной охраны; собирается только по свежим, не позже суток, следам преступления и
при очевидности преступного деяния.)
Если современники были так оглушены и возмущены, — значит, для России это было
необычно!
В ситуации 1906–07 годов видно нам, что вину за полосу «столыпинского террора»
должны принять революционеры–террористы.
Через сто лет после зарождения русского революционного террора мы уже без
колебания можем сказать, что эта террористическая мысль, эти действия были жестокой
ошибкой революционеров, были бедой России и ничего не принесли ей, кроме путаницы,
горя и запредельных жертв.
Перелистаем на несколько страниц тот же самый номер «Былого». Вот одна из
первоначальных прокламаций 1862 года, откуда всё и пошло:
«Чего хотим мы? блага, счастья России; достижение новой жизни, жизни лучшей, без
жертв невозможно потому, что у нас нет времени медлить — нам нужна быстрая и скорая
реформа!» 428
Какой ложный путь! Радетелям, им — медлить было некогда, они поэтому дали
разрешение приблизить жертвами всеобщее благоденствие! Им — медлить было некогда, и
вот мы, их правнуки, через 115 лет, не на той же самой точке (освобождение крестьян), но
назад гораздо.
Признаем, что террористы были опережающими партнёрами столыпинских полевых
судов.
Несравнимость столыпинского и сталинского времени для нас остаётся та, что при нас
расправа была односторонней: рубили голову всего лишь за вздох груди и даже меньше чем
вздох 429 .
«Ничего нет ужаснее», — воскликнул Толстой? А между тем это так легко
представить—ужаснее. Ужасней, это когда казни не от поры до поры в каком–то всем
известном городе, но всюду и каждый день, и не по двадцать, а по двести, в газетах же об
этом ничего не пишут ни крупно, ни мелко, а пишут, что «жить стало лучше, жить стало
веселей».
Разбили рыло, говорят— так и было.

427 Тот же очерк «Былого», с. 45, не отрицает этих фактов.

428 Былое, 1907. № 2 (14), с. 82.

429 Смело заявляю, что и по карательным бессудным экспедициям (подавление крестьян в 1918–19, Тамбов
до 1921, Западная Сибирь до 1922, Кубань и Казахстан— 1930) наше время несравнимо превзошло размах и
технику царских караний.