Page 646 - Архипелаг ГУЛаг

прислать собаку из Петербурга, кусают на охоте комары — заказывает лайковые перчатки),
излечился от желудочных и других болезней своей юности, быстро располнел. Никаких
обязанностей, службы, повинностей, да даже жена и тёща его не напрягались: за 2 рубля с
полтиной в месяц 15–летняя крестьянская девочка выполняла в их семье всю чёрную работу.
Ленин не нуждался ни в каком литературном заработке, отказывался от петербургских
предложений взять платную литературную работу— печатал и писал только то, что могло
ему создать литературное имя.
Он отбыл ссылку (мог бы и «убежать» без затруднения, из осмотрительности не стал).
Ему автоматически продлили? сделали вечную? Зачем же, это было бы противозаконно. Ему
разрешено жить во Пскове, только ехать в столицу нельзя. Но он едет в Ригу, Смоленск. За
ним не следят. Тогда со своим другом (Мартовым) он везёт корзину нелегальной литературы
в столицу— и везёт прямо через Царское Село, где особенно сильный контроль (это они с
Мартовым перемудрили). В Петербурге его берут. Правда, корзины при нём уже нет, есть
непроявленное химическое письмо Плеханову, где весь план создания «Искры», — но
такими хлопотами жандармы себя не утруждают; три недели арестованный— в камере, а
письмо — в их руках, и остаётся непроявленным.
И как же кончается вся эта самовольная отлучка из Пскова? Двадцатью годами каторги,
как у нас? Нет, этими тремя неделями ареста. После чего его и вовсе уже отпускают—
поездить по России, подготовить центры распространения «Искры», потом — и за границу,
налаживать само издание («полиция не видит препятствий» выдать ему заграничный
паспорт)!
Да что там. Он и из эмиграции пришлёт в Россию в энциклопедию («Гранат») статью о
Марксе! — и здесь она будет напечатана 419 . Да и не она одна.
Наконец, он ведёт подрывную работу из австрийского местечка близ самой русской
границы, — и не посылают же секретных молодцов — выкрасть его и привезти живьём. А
ничего бы не стоило.
Вот так можно проследить слабость и нерешительность царских преследований на
любом крупном социал–демократе (а на Сталине бы — особенно, но там вкрадываются
дополнительные подозрения). Вот у Каменева при обыске в Москве в 1904 отобрана
«компрометирующая переписка». На допросе он отказывается от объяснений. И всё. И
высылается… по месту жительства родителей.
Правда, эсеров преследовали значительно круче. Но как — круче? Разве мал был
криминал у Гершуни (арестованного в 1903)? у Савинкова (в 1906)? Они руководили
убийствами крупнейших лиц империи. Но — не казнили их. Тем более Марию Спиридонову,
в упор ухлопавшую всего лишь статского советника (да ещё поднялся всеевропейский
защитный шум), — казнить не решились, послали на каторгу 420 . А ну бы в 1921 у нас
подавителя тамбовского (же!) крестьянского восстания застрелила семнадцатилетняя
гимназистка, — сколько бы тысяч гимназистов и интеллигентов тут же было бы без суда
расстреляно в волне «ответного» красного террора?
За мятеж на базе военного флота (Свеаборг) с гибелью нескольких сот невинных
солдат — 8 расстрелянных при восьмистах осуждённых на сроки. (Из них–то несколько
освободила Февральская революция из легендарного каторжного Зерентуя — где к моменту
революции обнаружилось всего 22 политических каторжанина.)
А как наказывали студентов (за большую демонстрацию в Петербурге в 1901 году),

419 Ну, представьте: БСЭ печатает эмигрантскую статью о Бердяеве!

420 Освободила её от каторги Февральская революция. Зато с 1918 года М. Спиридонова арестовывалась
Чекою несколько раз. Она шла по многолетнему Большому Пасьянсу социалистов, побывала в самаркандской,
ташкентской, уфимской ссылках. Дальше след её теряется в каком–то из политизоляторов, где–то расстреляна
(по слухам— в Орле). На Западе опубликована книга о Спиридоновой, там есть фотографии: все эти неистовые
революционеры в скромной советской бедности в самаркандской ссылке, — да что ж они теперь не бегут?..