Page 708 - Архипелаг ГУЛаг

шпунты трёх половых досок, сняли один плинтус, прижимающий их, вынули гвозди у
торцов этих досок близ стены и гвозди, пришивающие их к лаге на середине комнаты.
Освободившиеся три доски сшили в один щит снизу поперечной планкой, а главный гвоздь в
эту планку вбит был сверху вниз. Его широкая шляпка обмазывалась замазкой цвета пола и
припудривалась пылью. Щит входил в пол очень плотно, ухватить его было нечем и ни разу
его не поддевали через щели топором. Поднимался щит так: снимался плинтус,
накидывалась проволока на малый зазор вокруг широкой гвоздевой шляпки — и за неё
тянули. При каждой смене землекопов заново снимали и ставили плинтус. Каждый день
«мыли пол» — мочили доски водой, чтоб они разбухали и не имели просветов, щелей. Эта
задача входа была одной из главных задач. Вообще подкопная секция всегда содержалась
особенно чисто, в образцовом порядке. Никто не лежал в ботинках на вагонке, никто не
курил, предметы небыли разбросаны, в тумбочке не было крошек. Всякий проверяющий
меньше всего задерживался здесь. «Культурно!» И шёл дальше.
Вторая была задача подъёмника, с земли на чердак. В подкопной секции, как и в
каждой, была печь. Между нею и стеной оставалось тесное пространство, куда еле
втискивался человек. Догадка была в том, что это пространство надо заделать— передать его
из жилого пространства в подкопное. В одной из пустых секций разобрали дочиста, без
остатков, одну вагонку. Этими досками забрали проём, тут же следом обили их дранкой,
заштукатурили и под цвет печки побелили. Могла ли служба режима помнить, в какой из
двадцати комнатёнок барака печь сливается со стеной, а в какой немного отступает? Да и
прохлопала исчезновение одной вагонки. Только мокрую штукатурку в первые день–два мог
бы надзор заметить, но для этого надо было обойти печь и переклониться за вагонку — а
ведь секция–то образцовая! Но если бы и попались, это ещё не был бы провал подкопа — это
была только работа для украшения секции: постоянно пылящийся проём безобразил её.
Лишь когда штукатурка и побелка высохли, — прорезаны были ножами пол и потолок
закрытого теперь проёма, там поставлена была стремянка, сколоченная всё из той же
раскуроченной вагонки, — и так низкий подпол соединился с хоромами чердака. Это была
шахта, закрытая от взглядов надзора, — и первая шахта за много лет, в которой этим
молодым сильным мужчинам хотелось работать до жара!
Возможна ли в лагере работа, которая сливается с мечтой, которая затягивает всю твою
душу, отнимает сон? Да, только эта одна — работа на побег!
Следующая задача была— копать. Копать ножами и их точить, это ясно, но здесь много
ещё других задач. Тут и маркшейдерский расчёт (инженер Мутьянов) — углубиться до
безопасности, но не более чем надо; вести линию кратчайшим путём; определить наилучшее
сечение тоннеля; всегда знать, где находишься, и верно назначить место выхода. Тут и
организация смен: копать как можно больше часов в сутки, но не слишком часто сменяясь, и
всегда безукоризненно, полным составом встречая утреннюю и вечернюю проверки. Тут и
рабочая одежда, и умывание — нельзя же вымазанному в глине подниматься наверх! Тут и
освещение — как же вести тоннель 60 метров в темноте? Потянули проводку в подпол и в
тоннель (ещё сумей её подключить незаметно!). Тут и сигнализация: как вызвать землекопов
из далёкого глухого тоннеля, если в барак внезапно идут? Или как они сами могут безопасно
дать знать, что им немедленно надо выйти?
Но в строгости режима была и его слабость. Надзиратели не могли подкрасться и
попасть в барак незаметно, — они должны были всегда одной и той же дорогой идти между
колючих оплетений к калитке, отпирать замок на ней, потом идти к бараку и отпирать замок
на нём, громыхать болтом, — всё это легко было наблюдать из окна, правда не из подкопной
секции, а из пустующей «кабинки» у входа, — и только приходилось держать там
наблюдателя. Сигналы в забой давались светом: два раза мигнёт— внимание, готовься к
выходу; замигает часто— атас! тревога! выскакивай живо!
Спускаясь в подпол, раздевались догола, всё снятое клали под подушки, под матрас.
После люка пролезали узкую щель, за которой и не предположить было расширенной
камеры, где постоянно горела лампочка и лежали рабочие куртки и брюки. Четверо же