Page 705 - Архипелаг ГУЛаг
P. 705
А на другой день их заметили с самолёта и взяли.
На допросе они это показали, стало известно в лагере — и там решено было запороть
их обоих за Прокопенко. Но их держали в отдельной камере и судить увезли в другое место.
Хоть верь, что зависит от звёзд, под какими начался побег. Какой бывает тщательный
далёкий расчёт— но вот в роковую минуту погасает свет на зоне, и срывается взять
грузовик. А другой побег начат порывом, но обстоятельства складываются как подогнанные.
Летом 1948 года всё в том же Джезказганском 1–м отделении (тогда это ещё не был
Особлаг) как–то утром отряжен был самосвал — нагрузиться на дальнем песчаном карьере и
песок этот отвезти растворному узлу. Песчаный карьер не был объект— то есть он не
охранялся, и пришлось в самосвале везти и грузчиков — троих болыпесрочников с десяткой
и четвертными. Конвой был — ефрейтор и два солдата, шофёр— бесконвойный бытовик.
Случай! Но Случай надо и уметь поймать так же мгновенно, как он приходит. Они должны
были решиться — и договориться, — и всё на глазах и на слуху конвоиров, стоявших рядом,
когда они грузили песок. Биографии у всех троих были одинаковы, как тогда у миллионов:
сперва фронт, потом немецкие лагеря, побеги из них, ловля, штрафные концлагеря,
освобождение в конце войны и в благодарность за всё — тюрьма от своих. И почему ж
теперь не бежать по своей стране, если не боялись по Германии? Нагрузили. Ефрейтор сел в
кабину. Два солдата–автоматчика сели в переднюю часть кузова, спинами к кабине и
автоматы уставя на зэков, сидевших на песке в задней части кузова. Едва выехали с карьера,
зэки по знаку одновременно бросили в глаза конвоирам песок и бросились сами на них.
Автоматы отняли и через окно кабины прикладом оглушили ефрейтора. Машина стала,
шофёр был еле жив от страха. Ему сказали: «Не бойсь, не тронем, ты же не пёс!
Разгружайся!» Заработал мотор — и песок, драгоценный, дороже золотого, тот, который
принёс им свободу, — ссыпался на землю.
И здесь, как почти во всех побегах, — пусть история этого не забудет! — рабы
оказались великодушнее охраны: они не убили их, не избили, они велели им только
раздеться, разуться и босиком в нижнем белье отпустили. «А ты, шофёр, с кем?» — «Да с
вами, с кем же», — решился и шофёр.
Чтоб запутать босых охранников (цена милосердия!), они поехали сперва на запад
(степь ровна, езжай куда хочешь), там один переоделся в ефрейтора, двое в солдат, и погнали
на север. Все с оружием, шофёр с пропуском, подозрения нет! Всё же, пересекая телефонные
линии, — рвали их, чтобы нарушить связь. (Подтягивали книзу, поближе, верёвкой с камнем
на конце, захлёстом, — а потом крюком рвали.) На это уходило время, но выигрыш больше.
Гнали полным ходом полный день, пока счётчик накрутил километров триста, а бензин упал
к нолю. Стали присматриваться ко встречным машинам. «Победа». Остановили её.
«Простите, товарищ, но служба такая, разрешите проверить ваши документы». Оказалось—
тузы! районное партийное начальство, едет не то проверять, не то вдохновлять свои колхозы,
не то просто так, на бешбармак. «А ну, выходи! Раздевайся!» Тузы умоляют не
расстреливать. Отвели их в степь в белье, связали, взяли документы, деньги, костюмы,
покатили на «Победе». (А солдаты, раздетые утром, лишь к вечеру дошли до ближайшей
шахты, оттуда им с вышки: «Не подходи!» — «Да мы свои!» — «Какое свои, в одном
исподнем!»)
У «Победы» бак оказался не полон. Проехали километров двести— всё, и канистра вся.
Уже темнело. Увидели пасшихся лошадей и удачно схватили их без уздечек, сели охлябью,
погнали. Но — шофёр упал с лошади и повредил ногу. Предлагали ему сесть на лошадь
вторым. Он отказался: «Не бойтесь, ребята, вас не заложуі» Дали ему денег, шофёрские
права с «Победы» и поскакали. Видел их этот шофёр последний, а с тех пор — никто! И в
лагерь свой их никогда не привозили. Так и четвертные, и червонец без сдачи оставили
ребята в сейфе спецчасти. Зелёный прокурор любит смелых!
И шофёр действительно их не заложил. Он устроился в колхозе около Петропавловска
и спокойно жил четыре года. Но загубила его любовь к искусству. Он хорошо играл на
баяне, выступал у себя в клубе, потом поехал на районный смотр самодеятельности, потом